Шрифт:
Закладка:
– Кстати, а где Мари? – спросил у матери.
– Набожная девушка, пошла в церковь Параскевы Пятницы.
Матвей даже удивился. Вроде раньше особой набожности за Мари не замечал. Наверное, испугали иезуиты. Господом прикрывались, в грехах обвиняли, которых не было, сжечь пытались. После такого мало у кого вера во Всевышнего останется. Матвей хоть в церковь и ходил, а вера его поколебалась. Если Господь видел, то почему не помог в трудную минуту? Хотя говорил как-то пономарь: «Господь поругаем не бывает. Сам, значит, заслужил».
А в чем вина Матвея или Мари? Ведь даже на исповеди священнику это не расскажешь. Какие иезуиты, какой суд?! Это когда было! Да ты бесами одержим! Не поверит никто в здравом уме, инквизиции нет уже, только в книгах о том времени прочитать можно. Матвей и с приятелями меньше общаться стал, чтобы не проговориться случайно.
Месяца три Матвей жил обыденной жизнью. Ходил в аптеку, корпел над книгами учета, помогал Пелю в подвале, потому как вошел в круг доверенных лиц. После работы шел домой, зачастую держа под мышкой книгу из кабинета Пеля. Жизнь вроде устоялась, но появился какой-то зуд в душе, беспокойство. У запойных пьяниц так бывает. Долго держится пьяница, от хлебного вина нос воротит, а через время срывается и погружается в многодневный и беспробудный запой, когда с себя последнюю рубаху продает, чтобы хоть шкалик казенки купить.
Вот и Матвей так. Достанет из стола потрепанный листок с записями цифр и галочками отмечает те комбинации, где уже побывал. Не хочется по второму разу попасть под суд инквизиции или на штурм янычар. Даже размышлял, почему его заносит во времена опасные, горячие, где жизнь на волоске висит. Или на прочность судьба испытывает? Но ведь доказал уже, на что способен.
Привычку за собой заметил Матвей. Если раньше уходил с работы через торговый зал, раскланивался с фармацевтами, то с некоторого времени покидал аптеку через черный ход, что во двор ведет. Когда никого не было, ладонью касался кирпичей шахты, поднимал голову, поглядывал на цифры. И такое искушение иногда овладевало им, что сводило скулы.
Долго выдерживать искушение не смог, слаб человек духом. Стал как-то с листком бумаги цифры сверять. Кое-какие, полустершиеся, подправлял карандашом. По сторонам поглядывал – не увидел бы кто. А была суббота, персонал только дежурный, работой загружены, некому по сторонам глазеть. Видимо, неосторожен был Матвей, увлекся и цифровую комбинацию четко вслух произнес. Моргнул глазом, а он уже на незнакомой площади. Главная доминанта – величественный храм. Судя по одеждам прохожих, век 14-15-й. Впрочем, мода, особенно у простолюдинов, не менялась веками.
Куда же его занесло? Прохожие, разговоры которых доносились до Матвея, говорили на итальянском, в основе которого лежала латынь. Неужели опять Рим? Матвей спросил солидного господина:
– Не подскажете, что это за храм?
– Как?! Вы не знаете собор Святого Марка?
Прохожий окинул Матвея презрительным взглядом и прошествовал дальше. Собор Святого Марка был только в Венеции, он был покровителем этого города. Так же как и собор Святого Петра есть только в Риме. И как всегда, к переносу в другое время Матвей не был готов. В кармане ни гроша, есть после трудового дня хочется, переночевать негде…
С площади лучше уйти и побеспокоиться о ночлеге, здесь ни поесть негде, ни переночевать. Да и у собора топчутся нищие, обычно чужака они не принимают. Со стороны кажется, что нищие стоят каждый сам по себе. Но на самом деле попрошайки – настоящая сплоченная шайка, возглавляет которую самый физически сильный, хитрый и способный. При нем несколько подручных, избивающих и изгоняющих с хлебных мест новичков или несогласных отдать долю с подаяний. Связываться с толпой – себе дороже. Это как поросенка стричь. Визгу много, а шерсти мало.
Потому направился Матвей на окраину. Венеция располагалась на 118 островах, разделенных 150 каналами, через которые были возведены 400 мостов. Правили городом дожи, их дворец находился на площади недалеко от собора Святого Марка. Официально Венеция входила в состав Византийской империи. Ее главным торговым конкурентом была Генуя. Многие постройки в городе были воздвигнуты на сваях из лиственниц, доставленных из Альп и Московии. Это одно из немногих деревьев, которые от пребывания в воде не гниют, а становятся только крепче, как и дуб. Город по численности уступал только Парижу в Европе.
Матвей уходил от центра все дальше, иногда останавливался на мостах, разглядывал проплывающие лодки. Фактически они заменяли жителям повозки. Не с Венеции ли брал пример Петр Великий, когда в Петербурге обустроил каналы и обязал жителей иметь лодки? Или с Голландии? Но явно где-то подсмотрел.
Воздух в Венеции влажный, морем пахнет. И тепло, что приятно. Даже если придется ночевать на улице, не замерзнешь. На Матвея никто не обращал внимания, хоть для местных жителей его одеяние было не совсем привычным. На заезжих – купцов, моряков, ремесленников, которых в городе бывало много, местные не обращали внимания, привыкли. Для них приезжие – это деньги. Где-то им надо спать, есть, а это доход. Да еще торговые дела вести, торговля всегда прибыль приносила. Не зря во всех странах, во все века правители жестоко карали тех, кто нападал на торговые караваны или купеческие корабли.
Чем дальше от центра, тем скромнее дома, хуже одежда. Из-за заборов каменных то слышен перестук молотка, то доносятся какие-то химические запахи, не самые приятные. Понятно, что здесь ремесленники обитают, рабочий люд. Кто-то одежду шьет, другие тачают туфли или сапожки, третьи обрабатывают кожу. У них как раз и воняет.
Из-за одного забора раздался вскрик боли, переходящий в стоны, причитания женщины. И дым оттуда идет. Пожар начался, что ли? Хоть и незваным гостем, а постучался Матвей в калитку. С запозданием калитка отворилась. Перед ним стояла женщина, вся заплаканная, растрепанная.
– Что надо, иноземец?
Сразу поняла по одежде, что Матвей не местный.
– Мимо проходил, а здесь кричал кто-то. Думаю, беда случилась. Я лекарь, правда, приезжий.
– Тогда зайди. Супруг ожог получил.
Проводила за дом, где на