Теперь поник уже Боря. Доводы бледнолицей дамы логичны. Хочет оторваться. Даже понять её можно. Впереди сытое, но скучное будущее. А хочется следовать лозунгу «Жить здесь и сейчас» хотя бы по выходным. Или не жить вовсе.

Но если пойти на поводу, то в этом случае он порадует одну женскую душу, (причём довольно разбалованную). А если что-то пойдёт не так, то до конца жизни будет работать на долг, пустит по трещине все бизнес-планы, да и вообще подставит человека, который воюет.

Разум перевешивал ощущения. А чувства не успели возникнуть.

— На вокзал, — глухо повторил Боря и сам присел на поребрик, что действительно был немного выше бордюра.

Если бы в городе остался снег, это было бы даже заметно.

Вика погрузилась в молчание. И когда приехало такси ни словечка от неё так и не прозвучало. Пока пытался растормошить её по дороге до Московского вокзала она даже не взглянула в его сторону. Надулась как шарик и руки на груди в замок сложила. На что психолог заявил бы уверенно «закралась».

Таксисту эти семейные драмы были не в новинку. Довёз их без комментариев. И лишь когда оба оказались перед зданием вокзала, Боря протянул ей свой паспорт и снова попробовал заговорить:

— Тебе придётся самой купить нам билеты на ближайшее.

— А ты не пойдёшь? — ей пришлось включить опцию «голос».

— А если попросят сумку раскрыть? Как я смогу объяснить такие суммы? — тут же посыпал резонными вопросами Боря и сам следом предложил. — Я лучше обойду, не заходя. Встретимся у перрона. Если что, звони.

Вика кивнула, сменив гнев на милость и пошла в здание, что тоже было довольно красивым, подсвечиваемое снаружи фонарями. Но Боря предпочитал держаться от света подальше.

«Вот подойдёт сейчас полицейский, паспорт попросит, а ты без документов», — стращал его внутренний голос: «А дальше обыск, допрос и проблемы, проблемы, проблемы».

Сантехник крался в тени, перебегая от дерева к дереву и прячась за скамейками от людей в форме. Те по двое или по трое мелькали периодически в поле зрения, но людей вокруг тоже хватало. Было где затеряться среди отъезжающих в час ночной.

Расположившись в той части платформы, где всегда можно было отойти в сторону, Боря принялся дожидаться Вику. А вскоре даже заскучал.

«Газетку какую, может, купить в дорогу?» — предложил вечный попутчик.

В какой-то момент внимание сантехника привлекла молодая девушка в лёгкой куртке и мужчина в военной форме.

— Папенька, а не пошли бы вы к чёрту⁈ — возмутилась молодая особа, привлекая внимания больше говором, чем внешним видом.

— Не наговаривай на папу, — ответил мужчина, почесав шапку. — Папка сделал всё, как надо!

Боря даже сделал несколько шагов к ним, приглядываясь.

— Сделал что⁈ — почти кричала девушка. — Поссорил с парнем? Выкрал из города? Придумал операцию «Ы»? Я еду поступать в «Щуку», и ты меня не остановишь!

— Не выдумывай! В Питере тоже полно институтов. Поступай тут. Сдался тебе этот… этот…

— Театральный институт имени Бориса Щукина! — добавила девушка и фыркнула. — Вы всё столь же невежественны, лё папа.

— Я тебя вырастил, — зашёл с козырей отец.

— Но котёнок-то был при чём⁈ — стояла на своём девушка. — Ты даже его не позволил забрать!

— А документы на него у тебя были? Паспорта теперь на животных просто так не дают! — парировал отец.

И Глобальный вдруг понял, что перед ним Лида с отцом. Он же небезызвестный товарищ Гусман, в очках и с лебединой шеей.

«Как тесен мир», — заметил внутренний голос: «Но хотя бы по части кота прояснилось».

Боря осторожно приглядывался к ним. Глаза девушки с брекетами горели огнём. Она стояла с пухлой сумкой и видимо, не собиралась отступать от задуманного. А что отец настиг на вокзале, так это промах разведки или явная диверсия близких.

К платформе подъехал поезд. И Лида тут же подхватила сумку.

— Мне пора!

Гусман тут же расставил руки в сторону и противным голосом затянул. Не громко, но жутко бесяче:

— Не-е-ет.

— Папа, прочь!

— Нет, я сказал.

Тогда в Лиде взыграли литературные искорки. Собравшись из этих всполохов в один костёр, она трагически прикрыла лоб рукой и сменила голос с требовательного на истерично-трагический. Добавив немного быдло-ноток, актриса принялась за роль:

— Слушай, папик, мы и так неплохо покувыркались. Чего тебе ещё надо? Десять за ночь! Без сдачи. Или хочешь, чтобы я тебе на прощание минет прямо на платформе отстрочила? Так ты это… доплачивай, ёпта! Бесплатно у нас только кошки плодятся! Ишь чё захотел, извращенец старый!

Все тут же принялись поворачиваться к Гусману. И смотреть осуждающе, переговариваться между собой. Кто-то даже достал телефон или принялся ржать, снимая и комментируя.

Всё, что оставалось сделать Гусману в этой ситуации, это густо покраснеть и подхватив сумку, ретироваться к зданию вокзала.

«Без вещей не уедет», — подумал практичный отец.

— Трусики мои верни! — закричала вдогонку Лида тут же. — Эй, извращенец, сумку брось, говорю! Это мой страпон! В стоимость не входит!

Гусман сбросил груз и поспешил скрыться за массивной дверью вокзала. А Лида подхватила вещи, прокашлялась и с невозмутимым видом пошла к хвосту состава, как будто ничего и не было. В ней определённо умирала актриса.

Боря готов был рукоплескать стоя.

Глава 13

Уже не торкает

Все мысли сантехника теперь были только о Лиде. Она где-то в хвосте поезда, едет поступать в Щуку. И, наконец, дала отпор отцу. Впереди лишь карьера актрисы.

«О тебе если и вспомнит, то при специфических условиях», — прикинул внутренний голос: «Либо, когда назовёт щенка в честь Бориса, когда будет жить в Подмосковье на „творческой даче“, либо когда предложит сценаристу назвать героя. Чтобы произносить это имя с придыханием. Для блеска глаз и разгона чувств, так сказать».

Глобальный ехал в купе повышенной комфортности на двоих, спрятав сумку под лежанку с шестнадцатью миллионами и каждые десять минут её проверяя, (а каждые пять перепроверяя). А вот пакетик с термосом и документами сантехник едва ли не показательно на вешалке оставил. Эти вещи так не заботили.

Поезд двигался в Москву, мерно покачиваясь, но не стуча колёсами. Полотно без стыков. Шума почти нет, укачивает. Вика уже не грустила, смирившись со своей участью. Только смотрела