— Это всё из-за меня, девочка Эдди, — говорит он. — Это всё из-за нас с тобой. Так было всегда.

Глава 21

Хендрикс

Три года назад

Если я думал, что смогу уйти от Эдди, что семи тысяч миль океана будет достаточно, чтобы установить эмоциональную дистанцию между нами — я был более чем чертовски неправ.

— Ты такой придурок, Хендрикс Коул, — блондинка кричит на меня пронзительным голосом, засовывая сначала одну ногу, а затем и другую обратно в штаны.

— Ты знала это, когда встретила меня, — я открываю рот, чтобы произнести её имя, и понимаю, что не помню его. Она вызывает у меня отвращение: в свете раннего утра она больше не похожа на человека, с которым, как мне показалось, она была более чем поразительно похожа прошлой ночью в баре, с её длинными светлыми волосами и голубыми глазами.

— О, и спасибо ни за что! — кричит она. — Легендарный Кэннон Коул, блядь, даже не смог его поднять!

Когда она уходит, громко хлопнув за собой входной дверью, я переворачиваюсь на другой бок в постели, думая об Эдди. Всегда об Эдди. Я на другом конце света, и всё, о чём я могу думать, это об Эдди. Её лицо выжжено в моём мозгу. Вот почему я не смог сделать это для блондинки, которая только что сбежала из моего дома. Блондинка не была Эдди.

Когда я не могу снова заснуть, то сажусь в постели с блокнотом, пишу письмо Эдди, которое никогда не отправлю, то, в котором рассказываю ей, как я не могу выбросить её из головы, в котором рассказываю ей, как я не могу продолжать жить без неё.

Я пишу это и подумываю о том, чтобы отправить по почте. Но я слишком большой трус. Я морской пехотинец Соединённых Штатов. Я прошёл Суровое испытание, пятьдесят четыре часа одной из самых сложных тренировок на земле. И чёртова Эдди Стоун — это то, что ставит меня на колени.

* * *

Наши дни

Я ухожу от неё, потому что не могу трезво мыслить, когда нахожусь так близко к ней. Я только что был опасно близок к тому, чтобы сказать ей, что её гневный бунтарский поступок — это просто… поступок. Я был близок к тому, чтобы сказать ей, что я знаю, что она чувствует то же самое, что и я к ней.

И что я к ней чувствую.

Меня раздражают её незрелые игры. Кто вообще играет в такие глупые игры?

Из другой комнаты громко кричит Эдди.

Может, я всё равно не настолько взрослый.

Она врывается в мою комнату:

— Кто-то вломился в квартиру и забрал всю мою одежду!

Я стою там, ожидая, что она сложит два и два вместе, когда увидит моё не такое уж шокированное лицо.

— Ты?! — визжит она. — Хендрикс, это не смешно. Иди и забери их сейчас же. Положи их обратно.

— Ты приказываешь мне, как своему сотруднику? — спрашиваю я. Я мелкий засранец. Я никогда не притворялся взрослым и знающим себя.

Её ноздри раздуваются. Чёрт возьми, я никогда раньше не видел, чтобы её ноздри так раздувались. Она очаровательна, когда злится, стоя там в этом маленьком платье, которое едва прикрывает её задницу. Жаль, что ей больше нечего надеть.

— Хендрикс, блядь, Коул, — говорит она. — У меня там нет ничего, кроме лифчиков и трусиков. Где моя одежда?

Я пожимаю плечами:

— Ты сказала, что тебе совершенно комфортно в лифчиках и стрингах.

Её глаза сужаются:

— Ты знаешь, что я имела в виду, — отвечает она. — Я просто высказывала свою точку зрения.

Скрестив руки на груди, я не могу удержаться от улыбки:

— Так я тоже.

— Твоя точка зрения высказана, — говорит она. — Ты незрелый, высокомерный осел, и теперь я это знаю. Дело закрыто. Точка зрения принята. Теперь верни мне мою одежду.

— Нет, — отвечаю я, качая головой. — Я не думаю, что ты вообще уловила суть. Поэтому я не думаю, что верну её обратно.

— Ты хочешь, чтобы я просто носила лифчики и трусики? У тебя получилось, — она тянется к подолу своего платья и стягивает его через голову, бросая на пол.

— Ну, черт, Эдди-девочка, — говорю я, восхищаясь тем, как её грудь почти вываливается из лифчика. — Если бы я знал, что снять с тебя одежду будет так просто, я бы забрал её раньше.

— Ты полный придурок, — молвит она, уперев руку в бедро. Честно говоря, трудно слушать, что она говорит, когда на ней лифчик и стринги. И каблуки.

— Ты тоже не персик, сладкие щёчки.

Мой член прижимается к джинсам, и мне интересно, мокрая ли она до сих пор, такой же, какой была, когда я запустил руку ей между ног ранее.

— Так ты хочешь, чтобы я всё время расхаживала здесь в таком виде? — она спрашивает. Её дыхание прерывается, грудь вздымается.

Я подхожу к ней, становлюсь рядом и наклоняю её подбородок к себе:

— Я бы чертовски хотел, чтобы ты всё время расхаживала здесь в таком наряде.

— Конечно, ты бы так и сделал, — говорит она. — Ты настоящий пещерный человек.

— Если бы я был настоящим пещерным человеком, — отвечаю я, скользя рукой вниз по её талии, пока не достигаю верха её стрингов, — я бы сорвал с тебя эти трусики прямо сейчас.

Эдди приподнимает брови, её голова наклоняется ко мне:

— Я думаю, что это всё-таки не так.

Я воспринимаю это как вызов. Итак, я срываю с неё чёртовы трусики, и она смотрит на меня со смесью веселья и раздражения, что делает меня ещё твёрже.

— Было бы ошибкой предполагать, что я кто-то другой.

— Значит, тебе нравится указывать женщинам, что делать? Командовать ими? Срывать с них трусики? — она ведёт себя так, будто её это злит, но то, как приоткрывается её нижняя губа и она резко выдыхает, говорит мне, что это её заводит.

Скользя рукой по её пояснице, я притягиваю её к себе, моя твёрдость вдавливается в неё, и обхватываю ладонью её ягодицу. Я тихо говорю ей на ухо:

— Мне нравится командовать тобой, Эдди, — отвечаю я. — Конкретно тобой. Больше ни кем.

— Ты не имеешь права указывать мне что делать, — говорит она. Её голос срывается, и она издаёт тихий стон, который выдаёт её слова.

Я сильно опускаю руку на её ягодицу, и она подпрыгивает, её глаза расширяются от удивления.

— Скажи, что хочешь меня.

— Нет, — лжёт она с придыханием в голосе. — Я не скажу ничего подобного. Ты