ситуации по-другому, чтобы результат был лучше. Хотя раньше я всегда знал, как себя вести. Интересно, почему сейчас я колеблюсь? Еще один риторический вопрос.

А вот еще одна сцена из жизни. Дело было где-то в середине августа. Меня три недели не было дома, и вот после долгого отсутствия я возвращаюсь. Мона сообщает, что Бен больше не живет дома: он с тремя друзьями снял квартиру и теперь будет жить там. Что? Не могу поверить своим ушам! Да ведь ему едва исполнилось восемнадцать лет! Сказать, что я потрясен, – не сказать ничего.

– Но хоть учиться-то он продолжит? – спрашиваю я у Моны.

– Нет, учиться он тоже больше не хочет. Его аргументы примерно таковы: «А что вообще дают эти дипломы? Я знаю выпускников лучших университетов, которые сегодня слоняются где попало, не могут найти себе нормальной работы».

И, словно в оправдание сына, Мона добавляет:

– Даже не знаю, почему ты рассчитывал, что он продолжит учебу. Вот ты не захотел учиться, и это не помешало тебе стать успешным, правда? Ты не можешь убедить его делать то, чего не делал сам.

– Ты со мной не сравнивай. У меня дух предпринимателя, я выпутаюсь из любой истории, у меня гениальных идей – пруд пруди. А еще я не боюсь рисковать. О нем этого не скажешь. Как он собирается жить? Как будет зарабатывать на жизнь? Я не буду оплачивать его квартиру, я и копейки ему не дам, запомни! Можете на меня не рассчитывать. Если он не хочет учиться – его проблемы. Пусть сам их и решает. Он быстро поймет, что жизнь – непростая штука. Они с Кариной слишком избалованы, привыкли жить на всем готовом… А знаешь, может, это не так уж и плохо, что он ушел из дому. Может, хоть так он научится самостоятельности? Жизнь научит! Когда ты увидишься с ним, передай ему одно: вернуться в мой дом он сможет лишь на моих условиях. И только если он пойдет учиться – на менеджера или финансиста…

Раззадорившись, я нападаю на Мону:

– Кажется, тебя не слишком огорчило его решение!

– Наоборот, мне очень тяжело. Но он утверждает, что знает, чего хочет от жизни, а еще он умеет довольствоваться малым. Меня утешает одно: я вижу, что он счастлив и воодушевлен этим новым опытом. Для меня это самое важное, хотя я совершенно не согласна с его выбором. Если бы ты видел эту конурку на улице Сен-Дени! Очень старый дом, почти развалюха: наверное, поэтому квартирка такая дешевая. И вот такая крошечная, как моя ладошка. Даже не понимаю, как они там все помещаются с друзьями, особенно как ему там после нашего огромного дома. Он работает только по выходным, но ему на жизнь хватает. Мне так кажется. Если он найдет себе постоянную работу на полный рабочий день, то даже сможет откладывать деньги на путешествия. Как бы там ни было, он все хорошенько обдумал, это его взвешенное решение и, кажется, он понимает, во что ввязался.

Меня переполняет гнев, и я отворачиваюсь от Моны.

«Пойти к нему в гости? С чего вдруг мне бы захотелось пойти к нему? Он ушел из дому, как вор, пока меня не было дома! Если он хочет видеть меня, он должен меня к себе пригласить!»

Передо мной продолжают разворачиваться сцены. Вижу, как несколько недель спустя Бен приходит домой в воскресенье к обеду. Он явно не знал, что в те выходные я остался дома, потому что, войдя в дом, он был потрясен, увидев, что я сижу в гостиной с газетой в руках, пока Мона готовит обед. Застыв от удивления на месте, он еще пытается быть вежливым и мямлит:

– А! Ты здесь? Ммм, как дела, нормально?

Я чувствую, как сильно ему неловко. Едва бросаю на него взгляд и, не отрываясь от чтения, коротко и сухо отвечаю: «Да, все отлично». Я считаю, что лучше мне ничего больше не добавлять, иначе я могу прямо сейчас потерять самообладание и выдать что-то не то. Лучше не продолжать, потому что, если я выскажу ему все, что думаю, начнется скандал. А я ведь наперед знаю, что его сестра и мать станут на его сторону. Так что я пытаюсь сосредоточиться на чтении. Но ничего не выходит. Кажется, он готов застрелить меня просто своим взглядом, прямо в затылок. Я же продолжаю делать вид, что не замечаю его присутствия в комнате.

Теперь, повторно прокручивая в памяти эту сцену, я хочу понять, что он чувствует и ощущает:

«Ну что он молчит? И это мой отец? Он ведет себя так, будто меня не существует. Он злится за то, что я принял такое решение, и лопается от желания высказать мне это прямо в лицо. Лучше бы он орал, чем вот так молчать и смотреть на меня ледяным взглядом. Ну что я ему сделал, за что он так ужасно относится ко мне с самого детства? Он постоянно ко всему придирается: я не делаю ничего стоящего, ничего ему не интересно, ничего в его глазах не допустимо. Он никогда не похвалит меня. Он никогда не замечал моих хороших оценок в школе, моих первых мест на конкурсах по рисованию и скульптуре… У меня, между прочим, есть музыкальный талант, да и руками я умею мастерить отличные вещи. Но я, видите ли, не пошел в менеджмент или финансы, как он хотел, и из-за этого он меня унижает. А если мне наплевать на деньги, то что?

И потом, разве я не знаю, как он делает эти свои деньги? Он использует простаков, которые позволяют втянуть себя в его махинации. Он думает, что никто не догадывается, на чем он зарабатывает. Тоже мне секрет… Достаточно только послушать, о чем он говорит с друзьями. Самое страшное, что он считает себя почетным и уважаемым человеком, таким важным – и все только потому, что проворачивает крупные сделки. С другой стороны, не мое это дело. Как бы там ни было, мне его деньги и даром не нужны. Просто интересно, зачем он их копит, зачем ему столько!

Как же я ужасно чувствую себя в его присутствии! Я чувствую себя полным ничтожеством. Хорошо еще, что мы так редко видимся. Нет, неужели он так и не спросит меня, доволен ли я своей новой жизнью, все ли меня устраивает? Почему ему так сложно понять, что мы с ним разные? Если бы он принимал меня, я бы тоже его принимал,