Шрифт:
Закладка:
Частное предпринимательство, которому действительно принадлежит немалая заслуга в развитии экономической жизни страны, в момент острого общенационального кризиса ассоциировалось у масс с бандой мироедов и спекулянтов, наживающихся на народном горе. Вот этого, в значительной степени решающего для судеб российского предпринимательского класса, обстоятельства не хотел видеть его лидер, настаивавший на долгосрочной перспективе капитализма в России. Тем не менее растущая непопулярность буржуазии не могла быть им проигнорирована. Логика событий приводит его к выводу об установлении военной диктатуры в стране. Человек, гордившийся своим народным происхождением, ратовавший столько лет за установление конституционного строя в стране, стал в итоге поклонником генерала Корнилова, разделив тяготение российских либералов в тот период к «твердой власти».
Сразу же после торгово-промышленного съезда в Москве состоялось «совещание общественных деятелей» под председательством М. В. Родзянко, сутью которого являлась выработка курса на поддержку Корнилова; на него был приглашен и П. П. Рябушинский. В это время тон его выступлений становится агрессивнее, он утверждает; что «в целях защиты государства силе можно противопоставить только силу», субсидирует участников готовящегося путча. В момент мятежа Рябушинский находится в Крыму, где его на некоторое время арестовал Симферопольский совет как «соучастника заговора» (вскоре его освобождают по личному распоряжению Керенского){400}.
После разгрома корниловского мятежа лидер торгово-промышленного союза уходит в тень. Его соратники Третьяков, Коновалов и Смирнов в сентябре 1917 г. входят в новый кабинет Керенского, а о Рябушинском в предоктябрьский период достоверных сведений немного.
На выборах в Учредительное собрание в ноябре 1917 г. имя П. П. Рябушинского фигурирует в списке кандидатов от самостоятельной торгово-промышленной группы вместе с Третьяковым, Четвериковым и другими единомышленниками. Выборы, впрочем, только подтвердили непопулярность предпринимателей: по московскому городскому округу группа получила всего 0,3 % голосов по сравнению с 48 % у большевиков и 34 % у кадетов{401}.
В начальный период гражданской войны Рябушинский находился в Крыму. В октябре 1918 г. в Гаспре участвовал в совещании с кадетскими лидерами относительно плана совместных действий после окончания мировой войны, затем в связи с подготовкой Версальского мирного договора выехал в Париж, где принимал участие в работе финансовой и экономической комиссий от имени правительства Деникина. В Россию он уже не вернулся и провел остаток жизни во Франции.
Там бывший банкир содействовал организации Российского финансово-промышленно-торгового союза — объединения эмигрировавших представителей российской деловой элиты. В связи с провозглашением новой экономической политики он возлагал надежды на внутреннюю эволюцию большевистского режима под влиянием нэпманской буржуазии. На состоявшемся в мае 1921 г. в Париже торгово-промышленном съезде, избранный почетным председателем, П. II. Рябушинский отмечал, что на прежнем и вновь родившемся «торгово-промышленном классе будет лежать колоссальная обязанность — возродить Россию… Нам надо научить народ уважать собственность, как частную, так и государственную, и тогда он будет бережно охранять каждый клочок достояния страны»{402}.
Нэп бывшими российскими промышленниками и финансистами признавался банкротством экономической системы коммунизма, и они с нетерпением ожидали следующего шага — «когда падение коммунистической диктатуры сделает возможной плодотворную работу над хозяйственным восстановлением России» на основе сотрудничества с иностранным капиталом{403}. Как и основная часть эмигрантов, Павел Рябушинский считал, что коммунистический режим в России изживает себя, и готовился быть полезным своей стране при возрождении капитализма, которое ему казалось неминуемым. Много было в его жизни иллюзий, но эта стала последней. 26 июля 1924 г. издававшаяся П. Н. Милюковым в Париже газета «Последние новости» опубликовала краткую заметку: «Сообщается, что тело скончавшегося 19 июля в Cambo-les-Bains П. П. Рябушинского прибудет на кладбище Batignoles в субботу 26 июля в 3 часа дня». Смерть некогда известного своим радикализмом политического деятеля, умершего в маленьком курортном городке в окрестностях Биаррица, прошла незамеченной и не вызвала откликов ни в русском зарубежье, ни тем более на его родине.
Через десять лет после смерти старшего брата Д. П. Рябушинский сравнивал его со Столыпиным: оба они «ясно сознавали, что энергия крепких хозяйственных людей является тем главным запасом энергии, наличность которой необходима, чтобы государство могло правильно функционировать и развиваться»{404}. Аналогия не бесспорная — в реальной жизни они отнюдь не шли рука об руку, и не кто иной, как Столыпин, закрывал газеты Рябушинского и ссылал его. Но все же в сопоставлении схвачена очень важная черта: Рябушинский был убежденным сторонником частной инициативы в экономике, что сближает его с позицией разрушителя российской общины. Еще летом 1905 г. московский промышленник пришел к выводу, который служил основой мировоззрения российского премьера. «На свободе занимаюсь литературой аграрного вопроса, — писал он М. Ф. Норне из Биаррица. — Лишь индивидуализм может в кратчайший срок дать внушительные результаты. Община с этой точки зрения вредна…»{405} Его желанной целью была та же, что и у Столыпина, «Великая Россия», скроенная по западной мерке частного предпринимательства и индивидуального хозяйства.
Потенциал дайной системы в предреволюционной России не был, разумеется, исчерпан. Российский капитализм, достигший в начале XX в. монополистической стадии, имевший огромный резерв развития в аграрном секторе, являлся реальным путем общественного развития. Исторический выбор 1917 г. совершился не в пользу буржуазии вследствие прежде всего узости ее социальной базы, конфронтации в обстановке общенационального кризиса с народными массами, увлеченными социалистическими лозунгами. Именно отсутствие поддержки в народных низах, генетическую связь с которыми подчеркивал московский миллионер, парализовало капиталистическую альтернативу и придало трагический оттенок судьбе Павла Рябушинского, разделившего историческую участь своего класса.
Князь ГЕОРГИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ ЛЬВОВ
И. М. Пушкарева
Верхи российской буржуазии и оппозиционно настроенного дворянства стремились увенчать Февральскую революцию не свержением царя, а его добровольным отречением от трона, чтобы тем самым подчеркнуть преемственность буржуазной власти в лице Временного правительства от самодержавно-авторитарной. С этой целью в Ставку Верховного главнокомандующего в Пскове, где находился Николай II, выехали представитель партии октябристов А. И. Гучков и монархист В. В. Шульгин. Получая в ночь со 2 на 3 марта 1917 г. из рук царя манифест о его отречении, они добились того, что Николай II поручил формирование нового правительства князю Г. Е. Львову. Кандидатура последнего была, как вспоминает Шульгин, буквально продиктована Николаю II: «Ах, Львов? Хорошо — Львова…» — сказал царь Гучкову и Шульгину с какой-то особой интонацией{406}.
Николай II хорошо знал князя Г. Е. Львова. К началу XX в. в России сохранилось от силы шесть-семь семей, которые могли бы соперничать с княжеским родом Львовых древностью и знатностью своего
