Работы на копях шли полным ходом, гранильная фабрика под началом Якова Коковина приносила хорошую прибыль. Главный начальник горных заводов хребта Уральского генерал-лейтенант Федор Иванович Фелькнер обратился к Кабинету Его Императорского Величества с предложением «о награде обергиттенфервальтера Коковина за беспорочную и долговременную его службу, непоколебимую добрую нравственность и знание своего дела по управлению фабрикой следующим чином».

Обладающему к тому времени такими высокими наградами, как ордена Святой Анны III степени и Святого Владимира IV степени, а также золотыми часами и бриллиантовыми перстнями, мастеру Коковину судьба обещала новый приятный виток службы. Прибывший из столицы Перовский спутал все карты. Едва приехав в Екатеринбург, злопамятный граф немедленно отстранил директора гранильной фабрики от занимаемой должности. Он потребовал арестовать Коковина и «посадить в тюремный замок с тем, чтобы он содержался там, в отделении для секретных арестантов и ни под каким предлогом не имел ни с кем из посторонних сообщения…». На защиту Якова Васильевича встал Фелькнер. Он знал Коковина как талантливого камнереза и добросовестного человека. Но тягаться с таким высокопоставленным чиновником, как Перовский, которого к тому же сам император наделил особыми полномочиями, провинциальный генерал-лейтенант не мог. Без всякого следствия и оснований Коковин был отправлен в тюрьму.

Граф торжествовал: его оскорбленное самолюбие было отомщено, «наглый выскочка» поплатился за свою дерзость. Видя настрой местного главы, Перовский похлопотал о том, чтобы Коковина судили в Оренбурге, где нет, так сказать, заинтересованной стороны. На том, что оренбургская судная комиссия находилась в подчинении его брата, Перовский акцентировать внимание не стал.

Супротив всех неблагоприятных обстоятельств, суд не признал Якова Коковина виновным в краже уникального изумруда. В материалах дела написано:

«…где и когда тот камень похищен и по какому случаю обращено было на Коковина подозрение в похищении, тогда как Ярошевицкий при донесении своем министру Императорского двора представил с нарочным в числе прочих и этот камень, показав его и по описи, никаких сведений к сему делу не доставлено и по исследованию и судопроизводству виновного в похищении того камня не оказалось».

И вообще, в обвинительном заключении по делу Коковина об исчезновении особо ценного изумруда не упоминается. Директора гранильной фабрики признали виновным в недобросовестной работе и неаккуратной поставке природного камня.

По приговору Коковина лишили «чинов, орденов, дворянского достоинства и знака отличия беспорочной службы». Суд не приговаривал Коковина к тюремному заключению – на то не было никаких оснований. Но царь был в столице, и что творится за Уральским хребтом, из Зимнего дворца ему видно не было. Перовский в своем донесении Николаю Первому о результатах разбирательства в Екатеринбурге неопределенно сообщил, что лиходей, осознав свою вину, покончил с собой в тюремном замке.

При содействии Льва Перовского мастера Коковина безосновательно продержали в заключении три года. На свободу он вышел с сильно подорванным здоровьем, без возможности и желания заниматься любимым делом. В свои последние годы жизни мастер Коковин пытался добиться справедливости. Он подавал прошение министру Императорского двора о пересмотре своего дела.

«Приводя на память и рассматривая поступки всей жизни моей, я совершенно не нахожу ни в чем себя умышленно виноватым…» – писал Яков Васильевич.

Министру было не до мелкого проштрафившегося дворянина откуда-то с окраины. Прошение Коковина осталось без ответа.

Несправедливо обвиненный, лишенный заслуженных наград и чести, талантливый художник-камнерез умер в забвении. И только больше века спустя потомки отдали должное Якову Коковину. О самобытном мастере напоминают его незаурядные работы, хранящиеся в государственном Эрмитаже, названная в его честь улица и исчезнувший изумруд.

Наши дни. Алевтина

Вот уже три дня Алевтина Новикова вела затворнический образ жизни в квартире своего давнего друга. Квартира находилась на окраине города, в спальном районе – каменных джунглях из высоких, густонаселенных и безликих домов. Здесь никто из соседей никого не знал в лицо, что Алевтине было очень кстати. Пыльно и неуютно, с минимумом мебели, но зато безопасно. Здесь никто ее не найдет, ни полиция, ни бандиты. Полицейских Алевтина не боялась, но и не верила им. Возможно, полицейские уже ищут ее по делу Вислоухова – пока идет следствие, она обязалась не менять место жительства. Только выходить из укрытия ради удобства полиции она не собирается – жизнь дороже.

Она намеренно вытащила сим-карту из мобильного телефона и оставила ее дома, чтобы машинально не ответить на чей-либо звонок и ненароком не выдать свое местоположение. Поначалу было дискомфортно без связи с миром, без возможности быстро утолить информационный голод, мгновенно получить ответ на любой мимолетный вопрос посредством Интернета. Вскоре Новикова даже начала получать удовольствие: никто не тревожил и жизнь как будто бы замерла. Алевтина много спала. Она и не помнила, когда еще могла себе позволить столько спать, все время появлялись какие-то дела, даже в отпуске не получалось отоспаться. Здесь она от скуки читала найденные у Бориса книги и журналы. Выходила за продуктами всегда в разные магазины, чтобы там не примелькаться, и не пользовалась метрополитеном. Алевтина предпринимала всяческие меры предосторожности. Она боялась. Боялась в первую очередь тех, кого застала в квартире Чумарукова. Кто эти люди, Алевтина не знала. Ни один из голосов она не смогла узнать. Но это не значит, что среди них в тот день не оказалось того, кто ей был знаком. Возможно и то, что сам он там не присутствовал, но был причастен к происходящему. Навел на нее бандитов, чтобы завладеть изумрудом. Чем больше думала Алевтина, тем больше она убеждалась, что это мог быть Игорек, ее беспутный двоюродный брат. Больше некому.

Как-то раз Алевтина подыскивала себе очередную книгу. Она отметила интересный вкус Бориса. Книги были совсем не такими, какими обычно увлекались люди ее поколения. Может, эту? Она вытащила пухлый, потрепанный томик стихов японского поэта. Представила, как его когда-то читал Серапионов. Бесцельно полистала страницы и вдруг обнаружила фотокарточку. Девушка с тетрадью стоит, облокотившись на батарею, и смотрит куда-то в сторону. Алевтина от волнения перестала дышать. Так это же… она сама! Она узнала институтский коридор, и этот свой связанный бабушкой свитер, который носила несколько лет, и свои сапоги, и даже широкий бархатный ободок для волос – была в те годы странная мода на ободки. Алевтина никогда раньше не видела этого фото. Выходит, Борька сфотографировал ее украдкой. Она перевернула фотографию. Смазанная синяя надпись трогательно гласила, что «Алечка – самая лучшая в мире девушка».

Накатила теплая, радостная волна, от которой стало очень светло на душе. Алевтина с удовольствием окунулась в далекие воспоминания юности.

Она тогда не