И тут я вспоминаю, что забыла спросить его, женат ли он.

Я резко выпрямляюсь.

Он садится прямо, глаза дикие, и тянется к кровати, вытаскивая нож. Его тело приходит в состояние боевой готовности, и он напрягается, оглядывая пещеру в поисках опасности, а затем снова смотрит на меня с растерянным выражением лица. «Хорошо?» — жестикулирует он.

Упс. Я киваю и снова похлопываю его по груди, пытаясь успокоить. У меня нет неприятностей или чего-то в этом роде, просто я беспокоюсь, что подкрадываюсь к парню какой-то другой инопланетной дамочки.

Рокан расслабляется, оглядываясь вокруг в последний раз, прежде чем отложить нож в сторону, а затем потирает свой морщинистый лоб, выражение его лица говорит: «Никогда больше так меня не пугай», даже если слова не произносятся вслух.

Довольно мило видеть его беспокойство.

— Пока тут у вас, ребята, нет змей, думаю, у нас все хорошо. — Я снова придвигаюсь к нему, поджимая под себя ноги. — Я все равно в безопасности с тобой, верно?

Он берет мою руку и подносит ее к своему рту, целуя костяшки моих пальцев.

Ну, черт возьми. Мои трусики плавятся, когда он рядом, это точно. Не то чтобы у меня что-то было с тех пор, как я проснулась на Ледяной планете. Последние несколько дней я ходила как солдат под его длинной туникой и леггинсами, и хотя это определенно довольно неприкрытое ощущение, это также заставляет меня остро осознавать, насколько сильно меня возбуждает присутствие Рокана. Прямо сейчас мы сидим лицом друг к другу, и я понимаю, что это первая ночь, когда я спала полностью одетой рядом с ним.

Я вроде как хотела бы, чтобы это было не так. Я также хотела бы быть достаточно храброй, чтобы смело снять штаны, но я не такая. Вместо этого я просто сижу там, как дура, пока он проводит губами по костяшкам моих пальцев.

Может быть, он чувствует мою застенчивость. Он улыбается мне, клыки выглядывают из-под растянутых губ, а затем перемещает мою руку от его рта вниз к груди. Он прижимает мои пальцы к своей груди, и я снова чувствую, как он мурлычет. Это должно что-то значить для него, что-то, о чем он действительно хочет со мной поговорить. Хотела бы я знать, что именно.

— Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что ты не женат, — шепчу я. — Иначе это станет очень странным.

Он наклоняет голову, затем показывает, что не понимает.

— Есть ли у тебя дома девушка, твоя девушка? — Слова срываются с моих губ, и я испытываю болезненное чувство ужаса и беспокойства в тот момент, когда они вырываются. Как будто я переступила через край. Как будто я разрушила чары пребывания с ним, и теперь реальность собирается подкрасться ко мне. — Кто-то, с кем ты делишь свою, эм, пещеру?

Его губы дергаются, и он качает головой, затем указывает на меня. Думаю, это должно означать, что я — его выбор? Или он останется со мной? Или, я думаю, если я хочу быть параноиком, есть миллион способов прочитать это. Но я должна знать.

— Никого? Никаких детей?

Он слегка хмурится и качает головой, затем наклоняется вперед и постукивает прямо по моей мурлыкающей груди.

Ладно, он выбирает меня. Или говорит, что нет никого, кроме меня. Это мило. Я одариваю его нервной улыбкой.

— Тогда ладно.

Мы молча смотрим друг на друга долгое, наэлектризованное мгновение. Интересно, ждет ли он, когда я сделаю первый шаг. Если так, то это может занять некоторое время. Я не уверена, что у меня хватит смелости.

Я начинаю отстраняться, а потом останавливаюсь. Что мешает мне прикоснуться к нему? Это другой мир, с другими правилами. Здесь нет никого, кто мог бы сказать мне, чтобы я была хорошей девочкой, или что я слишком застенчива или похожа на мышку, чтобы на меня смотрели парни. Здесь нет никого, кроме меня и Рокана, и он смотрит на меня так, будто я для него весь мир.

Поэтому я позволяю своим пальцам скользить вниз по выступам на его животе, к пупку. И я наблюдаю, как он отвечает на мои прикосновения.

Он втягивает воздух, и я чувствую это под своими пальцами, чувствую дрожь, сотрясающую его тело.

Я чувствую необходимость продолжать разговор, хотя у меня не хватает смелости посмотреть ему в глаза и увидеть его реакцию. Наверное, он должен понять меня, почему я такая пугливая.

— Это тяжело для меня, — говорю я ему. — Я не очень… не очень уверена в себе. Это кохлеарные имплантаты, хотя они и потрясающие. Были потрясающими. — Я хмурюсь про себя, думая о том, как тяжело без них. Но если не считать того, что первые несколько дней я была расстроена, я обхожусь без них. Рокан очень помогает. Знание того, что он не ведет себя так, будто ему в тягость пытаться общаться со мной, действительно заставляет меня чувствовать себя нормально. Мне это нужно. Я жажду этого. — Так что, да. Имплантаты. Я всегда чувствовала себя с ними таким странным ребенком, как будто я не была нормальной. Ты знаешь, как это бывает, когда ты подросток и думаешь, что ты самое ужасное, чокнутое существо на свете, даже если это не так? Это была я. Может быть, потому, что первые двенадцать лет своей жизни я была странным глухим ребенком, и у меня было не так много друзей. Мэдди заставляла всех быть милыми со мной, но если ее там не было, никто со мной не разговаривал. И даже после того, как я получила имплантат, это чувство никуда не делось. Наверное, внутри я все тот же грустный, одинокий ребенок.

И вот теперь я устно выкладываю ему свою историю. Боже. Если когда-либо и был способ отпугнуть парня, то, я полагаю, именно в этот момент. Однако я ничего не могу с собой поделать, точно так же, как не могу не поглаживать эти мышцы нижней части живота снова и снова, проводя пальцами по той части, где рельефные выступы его груди переходят в гладкий живот.

Кажется, я также не могу перестать говорить.

— Так что я никогда особо ни с кем не встречалась. И это своего рода, ну, заразительно, я думаю. Это похоже на то, что в тот момент, когда я поставила точку на свиданиях, все парни это словно почувствовали. Я полностью вышла из игры. Я за всю жизнь встречалась всего со двумя парнями. В восьмом классе у меня неделю был парень, а потом на моей первой работе