подошли только к самому первоначальному источнику, а наши ученые уже давно решили все начальные задачи и пришли к окончательным выводам. Вы идете неверным путем, и для истинной науки вам надо начать все с самого начала. Если вы хотите, вы можете остаться здесь и, начав все сначала, следуя указаниям наших ученых, на правах простого ученика учиться, руководясь заданиями, которые будут вам указаны. Вы можете в наших библиотеках пользоваться всеми книгами мира, и вам нет надобности таскать за собой свою небольшую библиотеку. Вы можете выбирать себе любые системы для разработки даваемых вам заданий. Но самые задания для первоначальной работы будут вам даны. Это еще не все. В нашей науке не могут работать люди, пренебрегающие всеми другими свойствами в себе, кроме ума. В человеке есть еще душа и дух. Тот, кто, как вы, не поинтересовался развитием в себе духовных сил, не может быть тружеником восточной науки. И не потому, что он недостоин этой чести, как вы саркастически думаете сейчас, друг. Но только потому, что в нашей науке все начинается и кончается основой духа. Разъяснить вам в столь короткой беседе этот огромный вопрос невозможно. Да и для вас сейчас сила не в нем.

Сила в вашей любви к науке для пользы и счастья людей, или же весь ваш интерес к науке лежит в вашем собственном «Я», которое вы желаете вознести на высшую ступень земной человеческой славы. Если вы ищете славы, ищите ее где угодно, только не у нас. Если ищете науки для пользы и счастья людей, вы можете располагать каждым из нас, равно как и всем тем, что есть у нас.

Лицо ученого, сначала саркастическое, стало очень серьезным.

– Я не мальчишка, мчащийся за славой. Если вы говорите, что я не развивал в себе ничего, кроме ума, то, право, мне было некогда думать о чем-либо, кроме науки. Я голодал и холодал потому, что все, что мог заработать, уходило на мои книги. У меня не было времени заниматься проблемами любви и милосердия к людям, так как я и для личной своей жизни не имел времени. Тратить в пустоте драгоценные минуты, отрываясь от науки, я не мог. Но, если вы говорите, что я шел неверным научным путем, что где-то я сделал неверные расчеты и выводы – о, это серьезно, это очень серьезно. Если кто-либо из ваших ученых может мне это доказать, я готов начать все с самого начала и, можете верить моему слову, хныкать не буду. Я буду работать без ропота и разочарования. Никто, кроме меня, не виноват, если я сделал в своих вычислениях ошибку. И признак ума вовсе не в том, чтобы настаивать на своем, если ты понял, что ты не прав. Но это надо доказать. Кто же этот титан-математик, который мог бы понять работу всей моей жизни и указать мне мою ошибку? Во всем мире есть только один, равный мне по знаниям в этой области, и он – мой враг – признает мой труд.

Ученый, на мгновенье допустив возможность своей ошибки, снова гордо поднял голову. В его глазах поблескивал сарказм.

– Этого титана, если хотите, вы увидите завтра. Но, повторяю, вам придется принять условие, о котором я вам сказал, если вы убедитесь, что вы были не правы.

– Бог мой, странный вы человек! Только что вы толковали о любви. Да разве для моей любви к науке могут существовать какие-либо условия, условности, препятствия? Чтобы достичь истины в том, что составляет для меня цель жизни, даже не цель, а самое жизнь, я пойду на все до конца, если бы на доску ставилась вся моя жизнь. Что значит для меня «жить»? Разве это дышать, есть, наслаждаться, богатеть? Это значит учиться, чтобы в вопросах, дивных для меня, найти верный и точный ответ. Не подвиг или долг для меня моя наука, но жизнь, Бог, Вселенная – все. Ведите меня к вашему титану, и я буду защищаться, как лев. Но если он меня положит на обе лопатки, я не умру, не воображайте. Я не возненавижу ни вашего титана, ни мою науку. С Богом спорят, но его не ненавидят. Кто меня опровергнет, должен быть полубогом, по крайней мере. Ведите меня к нему, и чем скорее, тем лучше.

Пока ученый говорил, его внешний образ менялся, а для меня раскрывался и его внутренний образ. Я увидел, как его старое лицо помолодело, а от всей фигуры веяло силой и энергией, и через все поры его существа лились благородство и мужество. Он остановился перед Франциском, пристально посмотрел ему в глаза и снова заговорил:

– Нередко в жизни меня обманывали люди, я не умел разбираться в них так хорошо, как в моей науке. Впрочем, вы говорите, что и в ней я не разобрался толком, – тон его голоса понизился, он горько улыбнулся, помолчал, вздохнул, снова пристально посмотрел на Франциска и продолжал:

– Я хотел от вас, в свою очередь, слова, что если я окажусь правым, то получу всяческое содействие именно так, как я продиктую. Но… Ваше лицо и что-то такое особенное в вас заставляет меня довериться до конца вашей чести. Я ни о чем не спрашиваю, ничего не хочу знать, где будет мое свидание с вашим гигантом, я повторяю: следую за вами, ведите.

– Пойдем, дорогой брат, счастлив ваш день сегодня. Великая радость ждет вас. И все, чего вы искали, откроется вам.

Мы вышли из дома и встретились с Мулгой в условленном месте. Когда мы вышли из леса и очутились снова в море лунного света, ученый снял шляпу, вздохнул полной грудью и, смеясь, сказал:

– Как это ни странно, но первый раз в жизни мне приходится благодарить человека за то, что он оторвал меня от работы. Впервые в жизни я иду ночью в лунном свете свободным, без угрызений совести, что теряю время и оставляю мою науку. Я еще ни разу не выходил из комнаты с тех пор, как приехал. А приехал темной ночью и не знал, что здесь такая красота. Впрочем, в той части Германии, где я жил, было очень красиво, но мне было некогда заниматься природой и ее живописностью.

– Если бы Вы могли, профессор, нести все свои фолианты с собой, то все равно ваше сердце сейчас освободилось бы от вашего постоянного страха потерять мгновение в пустоте от научного труда. Пришло вам время по-иному понять не только что такое «пустота», но и что такое самая наука.

Профессор расхохотался, как будто он услышал от Франциска самую забавную из шуток.

– Право,