Шрифт:
Закладка:
— Заткнись.
Октавия, к счастью, замолкает. Она моргает, глядя на меня, пока я потираю лоб. Я пытаюсь разобраться в своих мыслях. Какого чёрта я снова здесь? Ах да.
Я указываю на Октавию, стараясь не смотреть на швы на её плечах. Вдруг это грубо или что-то в этом роде.
— Никаких предложений. Никаких сделок. Я не знаю, насколько дорогое это зелье, и я его не продам.
Октавия открывает рот, и я говорю громче:
— Но я дам тебе немного. Образец. Если ты прекратишь болтать и дашь мне то, что я хочу.
Я завладеваю её вниманием. И Октавия, похоже, умнее, чем средний… верёвочный человек, потому что она не пытается подсластить сделку или заговорить.
— Вот что я хочу знать. Во-первых, информацию об алхимии и о твоём виде, если ничего из этого не является военной тайной. Во-вторых, я хочу получить консультацию о том, как пройти через Высокий Перевал живой.
Секунду Октавия просто смотрит на меня, а затем её глаза сверкают. И она улыбается.
— Ну, я узнаю хорошую сделку, когда её слышу. И ты дашь мне часть своего зелья?
Я вскидываю палец.
— Одну столовую ложку.
Октавия хмурится.
— Это немного. За столько информации, сколько ты хочешь, я должна получить хотя бы полчашки.
Зелья у меня не настолько уж и много. Я впиваюсь в неё взглядом.
— За что? За разговоры? Я дам тебе 1/64-ю кварта. Как тебе это?
Она колеблется, и я вижу, как она прикидывает цифры в уме.
— Хех. Я бы предпочла немного больше. Как насчёт трёх унций? Это вполне справедливо.
Я вскидываю бровь.
— Нет. Пять чайных ложек.
— Шесть.
— Пять.
— Ш…
— Пять.
— Я согласна.
Октавия ухмыляется и сдаётся. Она протягивает руку, и я пожимаю её. Я не могу не улыбнуться, когда беру её за руку. У неё крепкая хватка, и, когда мы заканчиваем рукопожатие, она улыбается ещё шире.
— Знаешь, даже самая малость стоит очень многого. Гораздо больше, чем несколько минут или даже часов моих разговоров.
— Я так и предполагала.
Наверное, я могла бы договориться с ней о чайной ложке или даже нескольких каплях, но это было бы слишком сложно. Один из немногих уроков, который преподал мне отец и который я действительно запомнила, – всегда знать, сколько тебе сойдёт с рук в сделке и как сильно ты можешь надавить на другую сторону.
— Итак, у тебя есть вопросы. У меня есть ответы.
Октавия выходит из-за стойки и предлагает стул, но я качаю головой и облокачиваюсь на стойку. В её магазине достаточно приспособлений и предметов, чтобы я опасалась опрокинуть что-нибудь опасное, если сяду.
— Мне интересна алхимия и то, как она работает.
— А также я, давай не будем об этом забывать. Ты впервые встречаешь одного из верёвочных людей, Риока Гриффин?
— Да.
— Что ж, давай начнём с этого. Я могу сказать, что я такая же, как и ты, более или менее. У меня есть самые обычные чувства и ощущения, и не могу сказать, что у меня имеются какие-то особенные способности. Я не могу кинуть в тебя руку и задушить тебя ею, как дуллахан, и я умру, если кто-то разрежет меня на части. Точнее… я могу такое пережить, если только моя голова не слишком сильно пострадает, но я хорошо горю. Некий компромисс, не находишь?
Октавия говорит легко, сев на высокий табурет по другую сторону от стойки. Она говорит быстро и чётко, что хорошо, раз уж мне приходится разговаривать.
— Что ещё? Я могу изменять своё тело, это правда. Но это не значит, что я могу вот так просто превратить себя в кого-то другого.
Она щёлкает пальцами, чтобы подчеркнуть это. Я киваю, пытаясь сосредоточиться. Собрать информацию. Задать невысказанные вопросы, хорошие вопросы.
— Но ты можешь себя изменить? Та ткань, из которой состоит твоё тело… ты можешь изменить, насколько ты сильная или как ты выглядишь?
— Такое я сделать могу. Если захочу. Я говорила тебе, что для этой работы я прибавила немного мускулов и, думаю, могла бы прибавить ещё немного. Но ткань не может растягиваться бесконечно, и, кроме того, это грозит проблемами с моим телом, если я нарушу баланс. Это всё довольно сложно, знаешь ли. Прямо как алхимия. Которую, кстати, не так-то просто освоить, если ты об этом спрашиваешь.
— Не спрашиваю. Я хотела узнать, как она работает в теории. И можно ли изменить пигмент кожи и саму руку? Можешь ли ты использовать другую руку, или ты ограничена своей первоначальной… тканью?
— Ха! Исследователь, да? Я никогда не встречала таких Бегунов. Только маги проявляют такой интерес, но они обычно знают, как работает алхимия. Мы берём магические эффекты и внедряем их в зелья или другие предметы. Мы используем реакции… как кремень и сталь создают искры, только в большем масштабе, чтобы создать зелья, которые действуют определённым образом.
Октавия указывает на свои руки. Кожа на её голом плече выглядит совершенно нормальной, и трудно вспомнить хлопчатую ткань, которая была там раньше.
— Моя рука – просто ткань. В ней нет ничего особенного, хотя, наверное, в ней есть что-то, что не просто швы и хлопок, да? Дома все постоянно спорят об этом. В общем, можно сказать, Октавию определяет большая часть меня. Если отнять слишком много, я умру, но, если дать мне время, я могу полностью изменить всё своё тело и при этом остаться собой.
Она усмехается.
— На войне солдаты часто меняют так много частей, что иногда парень возвращается обратно и выглядит весьма привлекательно! Жёнам тяжело видеть, что их мужья теперь красивее, чем они.
Мне приходится засмеяться над этим. Октавия тоже посмеивается и продолжает:
— У меня тёмная кожа, потому что такой меня сшили. Наверное, я могла бы её изменить, но я не против иметь выделяющуюся внешность, даже если другим она не по нраву. А что? Тебя это беспокоит?
— Я видела людей с более тёмной кожей, чем у тебя.
— Правда? Где?
Упс. Дерьмо. Уводи разговор в сторону. Я качаю головой.
— Неважно. Я много где бывала. Но твоя алхимия… как ты можешь просто сказать, что это за реакция? Я видела, как действуют зелья лечения, и это не
