звоночек. Наконец нам открыл невразумительного вида юноша, поинтересовался, кто мы такие, и обещал поискать режиссера. Нас впустили в помещение, предложили присесть в небольшом холле и пошли искать Фиженского. Мы с Региной присели на диванчик и стали прислушиваться к темпераментной беседе, доносившейся из приоткрытой двери комнаты напротив.

— Ты сценарист? Или не сценарист? — напористо спрашивал густой мужской голос.

— Сценарист, — уныло соглашался голос пожиже.

— Тогда переписывай эту сцену.

— Зачем? — сопротивлялся сценарист.

— О Боже! — басил его собеседник. — Я ж тебе сказал, завтра последний съемочный день. Снимаем пятьдесят восьмую сцену, труп в квартире. Мы квартиру нашли — закачаешься, трехкомнатная, выгоревшая дотла. Ну просто дотла. Заплатили кучу бабок. Хата в кадре смотрится обалденно, сгорело все, одни головешки остались. Фиженский вызвал пожарников для консультации, те сказали, что три дня хата так гореть не могла, чтобы никто не спохватился. А у тебя же написано, что труп обнаружили через три дня. Вот и давай, устраняй это противоречие.

— Какое противоречие? — устало проговорил сценарист. — Какое еще противоречие? Что ты мне сценарий суешь?

— Ну вот здесь перепиши, — раздался шелест бумажных страниц.

— Хорошо, — согласился сценарист. — Я исправлю. Только, Боря, при одном условии: ткни мне пальцем в место, вот здесь, в сценарии, где написано, что квартира выгорела дотла. У меня написано «обгорел стеллаж». Понимаешь? Об-го-рел стел-лаж!

После паузы густой голос проговорил:

— Ну, не знаю. Завтра последний съемочный день. Пиши давай.

Вернувшийся в холл молодой человек, несколько запыхавшись, сообщил, что Геннадий Михайлович ушел поужинать и мы можем найти его в кафе за углом.

Регина сказала, что это очень кстати, что она с большим удовольствием перекусит, и даже выпьет, совместив приятное с полезным, и потащила меня искать кафе.

Я подумала, что с моей стороны было большим свинством выразиться в том смысле, пусть и про себя, что Регина за мной увязалась. Она, жертвуя личным временем, любезно согласилась потаскаться со мной по городу в поисках людей, которых мне нужно было допросить, и даже предоставила для передвижений свой транспорт. Хотя ей вообще то заняться нечем, а так хоть при деле. Главное, чтобы она не лезла в допросы и не мешала.

Однако, войдя в кафе, я подумала, что уж где-где, а в беседе с режиссером Регина не то что не помешает, а просто будет главным стимулом. Большой лохматый увалень с интеллектуальным блеском в глазах, сидевший в углу и уплетавший непотребных размеров кусок мяса, окинул Регину таким оценивающим взглядом, что она — между прочим, видавшая виды барышня — даже споткнулась.

Повинуясь манящему взгляду режиссера, мы подошли и представились. Фиженский вздохнул и пригласил нас присесть. И даже предложил что-то из местного небогатого меню. И даже взял нам, и себе тоже, по бокалу вина, чтобы отметить знакомство.

— Что снимаете сейчас? — кокетливо спросила Регина, соблюдая законы вежливости.

— Сейчас? Очередную жопу, — культурно ответил Фиженский.

Мы с Региной переглянулись, не зная, как реагировать.

— Что, сценарий такой неважный?.. Или много нетрадиционной... э-э-э... эротики? — нерешительно спросила я наконец.

— Почему? — удивился режиссер. — А-а, вы не так поняли. «Жопа» — это просто термин. Означает «женщина в опасности». Жанр такой.

— Да-а? — заинтересовалась Регина. — А кто будет играть главную роль?

Фиженский назвал фамилию молодой актриски, которая засветилась уже в паре сериалов, но, на мой взгляд, кроме смазливой физиономии и шикарной фигуры, ей блистать было абсолютно нечем. Он сказал, что пробовались трое артисток, но он остановил свой выбор именно на ней. Я тактично промолчала, а Регина продолжала приставать к режиссеру.

— А почему именно она?

Фиженский мечтательно прикрыл глаза и объяснил:

— Она самая талантливая. У нее такая грудь!..

Опуская подробности стремительно начавшегося флирта между режиссером и Региной, умалчивая про штрихи поведения этих двоих, носившего откровенно фривольный характер, — типа целования кончиков дамских пальчиков и якобы нечаянного толкания под столом коленками, суть беседы можно свести к следующему.

Два года назад режиссер Фиженский решил снять фильм по книге своего старого друга и соратника Латковского. У давнего спонсора были получены деньги (нетрудно догадаться, что и эту съемку финансировал господин Карапуз, видимо, не терявший надежды на то, что опекаемый им режиссер когда-нибудь все же снимет фильм, отвечающий взыскательному вкусу мецената). Сценарист Латковский настаивал, чтобы в главной роли сняли его бывшую жену, между прочим, хорошую актрису, и именно по этой причине кандидатура Климановой возражений не вызвала, а, скорее, даже наоборот. Латковский же нашел обалденную натуру, где планировалось снимать, — старинный городочек с архитектурой семнадцатого века, пальчики оближешь.

Съемочная группа приехала и поселилась в местной гостинице. Не Бог весть что, конечно, но учитывая наличие в гостинице неплохого бара, поскольку в этот городишко турфирмы постоянно таскали иностранцев, жить вполне было можно.

Однако со съемочной группой стало твориться что-то непонятное. Для начала дамы все сплошь перессорились, причем не интеллигентно, а совершенно площадно, с криками и тасканием друг друга за волосы, а мужики просто передрались. Потом у технического персонала началась белая горячка, их трясло и ломало, а водитель и осветитель каждый Божий вечер бегали друг за другом с ножами.

Татьяна же Климанова в силу своего мягкого характера и набожности в оргиях участия не принимала и избежала страшных дамских разборок. Однако с ней приключилась другая напасть.

— Мы не знали, что и подумать. Она всегда производила на меня впечатление нормального, здравомыслящего человека. Еще можно было что-нибудь понять, если бы она напивалась до изумления — мало ли что спьяну причудится. Но она же не пила вообще. И по ночам орала, как резаная. Прибежим, стучим ей в дверь. Она открывает вся белая, сна ни в одном глазу, трясется. Говорит, ей звонит маньяк из фильма, который мы снимаем. Представляете? Что мы должны подумать?

— Что девушку надо полечить, — подсказала Регина, допивавшая уже третий бокал вина.

— Ага, полечить; съемки в разгаре. Деньги, что называется, уплочены. График съемок утвержден. Поначалу я думал, что это наш Пересылкин ее разыгрывает — исполнитель роли маньяка; он, по-моему, был тихо в Татьяну влюблен. Но нет, он вместе с нами прибегал.

— Ну и что? — заметила я. — Он мог позвонить, а потом вместе с вами прибежать.

— Нет, — решительно отверг эту версию Фиженский. — Дело в том, что мы пару раз с ним вместе пили, у меня в