знает, какая глубина у Девонского моря и какие ещё существа в нем обитают.

В попытке спастись мой воспаленный ум не придумал ничего лучше, чем изо всех сил грызануть мужчину-осьминога за щупалец.

Раздался умопомрачительный писк, он пронзил всю толщу, и мои барабанные перепонки заболели. Вода окрасилась в темно-синий, наверное такого цвета у него кровь, но хватка ослабла. Этого хватило, чтобы я истерично рванула с места к поверхности, неистово работая одеревенелыми руками и ногами.

Никогда ещё воздух не казался мне таким сладким. Вынырнув, я принялась жадно глотать его, боясь, что это последние минуты, когда я вижу поверхность. Но работать руками не перестала, к счастью судороги отпустили.

Оказалось, тварь оттащила меня далеко от берега и отсюда видна только его тонкая освещенная полоска. Оставалось только одно спасение.

Пирсы.

Они уходят в море дальше места, где я барахтаюсь. Что на руку. А по лесенкам, которые я заприметила, можно выбраться.

Греблось трудно. Очень. Ещё и потому, что от холода все моё тело задеревенело, даже удивительно, откуда есть силы плыть. Мужчина-осьминог пока не преследовал, наверное, я очень сильно его укусила. Не знаю, адреналин ли, состояние аффекта, а может особенности соленой воды сыграли роль, но мне показалось, что расстояние до причала я преодолела довольно быстро.

Счастью моему не было предела, когда пальцы ухватились за скользкое дерево ступенек, обросшее тиной и покрытое слизью. Упершись ладонями, я приподняла сильно потяжелевшее тело над водой и готова была уже закинуть колено на маленький помост, как уже знакомое щупальце снова обвило щиколотку.

С силой меня рвануло в воду. Тварь разозлилась, она стала трепать меня из стороны в сторону. Я билась и пыталась ударить, схватить за что-нибудь, в стороны летели брызги, а в воздухе смешались мои крики и визги твари.

– Пусти! – рискуя захлебнуться, орала я и молотила замерзшими кулаками мужчину-осьминога.

– Цвиииии-уууу.... цвиииии-ууууу!.. – верещал тот и трепал меня по воде, как Тузик грелку.

– Аааа!!!

– Цвииииууууу!

Не знаю, сколько бы длилось наше противостояние, но наверняка закончилось бы оно его победой, потому что силы определённо не равны, а я ещё и замерзла. Но в какой-то момент громадная и мощная лапа ухватила меня за шкирку и вытянула из воды, как котёнка.

– От это я понимаю, – прогудел возле уха знакомый медвежий голос. – От это развлечения.

И меня, мокрую и дрожащую, посадили на небольшой деревянный помост прямо над водой под пирсом.

Я подняла голову. Миха возвышался надо мной громадной лохматой горой и скалился в улыбке.

– Я смотрю, веселиться ты умеешь, – с одобрением сказал он.

У меня получилось только нервно сглотнуть, потому что от холода всю трясет и зуб на зуб не попадает. Из воды тем временем вынырнула верхняя часть твари с мужской половиной, зеленые волосы плотно облепили тонкие, но рельефные плечи. Миха крикнул ему:

– Слыш, рыба, ты на наших роток-то не раззевай.

Голос, которым ответила морская тварюка, напомнил бульканье в водосточной трубе и эхо одновременно.

– Вообще-то я не рыба.

– Ну в воде же плаваешь, – пожимая плечами, отозвался медведь.

Мужчина-осьминог обиделся.

– Будто только рыбы в воде и плавают.

– Ну, еще креветки всякие, – согласился Миха. – И Черепахи. Да. Черепах ещё знаю. А ты вроде не черепаха.

Тонкий подбородок мужчины-осьминога вскинулся, он откинул мокрую прядь, та звучно шлепнула по его спине.

– Мы ведем род от славного прародителя, Великого Кракена, – претенциозно заявил он. – Как смеешь ты, зверина неотесанная, так со мной говорить!

Медведь поковырял когтем в зубах и ответил:

– А у нас свои со славными прародителями есть. Вот как доложу о тебе Виолетте Спрутовской, посмотрим, как тогда запоешь.

При у поминании о Спрутовской и без того бледная кожа твари стала ещё белее, на лице мелькнул испуг. Но, спохватившись, мужчина-осьминог сделал вид, что его все это совершенно не интересует, развернулся и с деловым хмыканьем занырнул в глубины Девонского моря.

Миха ухватил меня за плечи и рывком поставил на ноги.

– Ну ты бедовая, – усмехнулся он. – Ни на миг тебя оставить нельзя.

Зуб на зуб у мен все ещё не попадал, меня знатно колотило, я обняла себя тонкими руками, чтобы хоть немного сберечь быстро улетающее тепло.

– А т-т-ты с-с-сам з-з-за м-м-мной п-п-плохо с-с-следил, – выдавила я.

– А я тебе не нянька, – заметил Миха. – Один раз сказал, чтоб не отходила далеко. А коли ушла, сама виновата. Ясно?

– Яс-с-с-сно, яс-с-с-сно…

– Вот и подем, а то тут сыро, шерсть сваливается сосульками.

На деревянных от холода ногах, скрипя деревянными ступеньками, мы поднялись на пирс. Народ с него почти рассосался, только редкие запоздавшие иногда пробегают с криками «аааа». За прилавками пусто и как-то пугающе тихо, лишь позвякивают какие-то связки амулетов и металлическая посуда под крышами.

Теплее мне не становилось, Миха цапнул с ближайшего прилавка толстый плед и накинул мне на плечи.

– Вот, – сказал он. – Гейся.

– Разве так можно? – просила я.

– Как «так»?

– Ну, – пояснила я, – без спросу.

Медведь ухмыльнулся в зверином оскале и ответил:

– Это в счет АКОПОС для нужд расследования.

Плед оказался какой-то сверх теплый и согревающий. Меня моментально перестало колотить, а по венам потекло долгожданное тепло. Я впечатленно оглядела его и поинтересовалась:

– И часто так приходится заимствовать для нужд?

Медведь пожал плечами.

– Ну, случается. Да ты не переживай. Придут в корпус, напишут заявление, мол так и так, позаимствовали такой-то предмет. Получат компенсацию соразмерную стоимости товара и пойдут довольные.

Я нахмурилась и заметила:

– Если бы реально все так четко было, никто бы не жаловался.

– Так в АКОПОС и не жалуются, – сказал Миха.

– Серьезно?

– Да честное звериное.

– Ну тогда нам бы такую систему в мир гражданских.

Медведь вздохнул.

– У гражданских сложнее, – сказал он. – Там не понимают главных причинно-седственных связей. А все почему?

– Почему?

– Потому, что запомни, Ярослава Воронцова, – сообщил медведь и важно поднял лохматый палец с длинным когтем, – если где-то убыло, значит где-то прибыло. Непреложное правило Вселенной.

– Ну прям секрет Полишинеля, – буркнула я.

– Это кто? Парень твой?

Я закатила глаза.

– Ага, ну прям.

– Нет? Ну ладно, а то ты ещё дюже молодая, погуляй, жизнь посмотри.

Я покосилась на медведя.

– Не помню, чтобы просила советов по вопросам личной жизни. А где Соловей?

Миха приложил ладонь ко любу козырьком и сказал:

– Ну как. Побежал беглеца твоего ловить.

– Поймал?

– Пойдем посмотрим.

И, не дожидаясь ответа, цапнул меня за локоть и повел мимо прилавков в сторону конца пирса.

Я занервничала и окликнула его:

– Эй-эй, уверен, что нам опять к воде? А то как-то не очень уютно в