Дорога была мне знакома. Знакомы и люди, и дома, и даже следы разрушений, оставшихся от бомбардировок сорок четвертого... Все мне знакомо, только сам я стал иным, и, вероятно, сильно изменился, раз замечаю вокруг себя малейшие перемены.

Когда-то я носился по городу на фаэтоне или верхом на коне. Тогда многие искали военного коменданта, а я все куда-то спешил. И Велико тоже искал меня, чтобы поделиться своими переживаниями. И Драган, чтобы проверить, по-прежнему ли твердо я стою на партийных позициях. Я уже не говорю о Ярославе, Жасмине, полковнике Велеве...

Да, было время... Вот теперь иду к одному из них, а потом...

Как только я произнес фамилию Ярослава, меня тотчас же пропустили в штаб дивизии. За прошедшие годы Ярослав вырос от заместителя командира полка по политической части до заместителя командира дивизии. Наверное, и в званиях продвинулся, и... Но мне не хотелось менять свое представление о нем, прежде чем я его увижу.

Ярослав ждал меня на лестничной площадке. Подполковник. Все такой же худой, с выступающими скулами и блестящими, как у влюбленного юноши, глазами.

Он обнял меня и сказал:

— Знал, что ты приедешь!

— Посмел бы я не приехать, если мне угрожает военный трибунал!.. — попытался я пошутить, но из этого ничего не получилось.

Ярослав обнял меня за плечи, и вскоре мы оказались в его кабинете, обставленном предельно просто.

— Ну, рассказывай! — Он смотрел на меня не отрываясь, и его волнение передалось мне.

— Да нечего рассказывать. Вот приехал. И это самое важное для вас.

— Кто знает, что сейчас самое важное... — Ярослав встал и слегка прищурился. Я помнил эту его привычку. Когда его что-то волновало и требовалось приложить усилие, чтобы овладеть собой, он всегда щурился. Такое с ним бывало и в полиции, когда его избивали, и в тюрьме, когда он задыхался от кашля. Позже, на фронте, прощаясь с погибшими товарищами, он тоже всякий раз щурился, словно это помогало ему сдерживать навернувшиеся слезы. Неужели мои слова показались ему жестокими и обидными? Я надеялся застать его совсем другим, а вышло...

Ярослав не сводил с меня взгляда. Так смотрит человек, когда изучает кого-нибудь или разочарован в ком-то. Из его глаз мгновенно исчезла теплота, и я испытал на себе, какими они могут быть колючими.

— Я написал тебе довольно точно и ясно, — продолжал Ярослав. — У нас нет офицеров, это факт. Старые офицеры ушли с арены в силу исторической необходимости, а новых не вылепишь из глины. Международное положение обострилось, это тоже факт. Но мы никогда не допустим, чтобы кто-то оставался у нас вопреки желанию. Насилие влечет за собой недовольство... У нас совсем иная цель. Настало время снова проверить свои ряды. Ничего страшного, если кое-кто и отсеется.

Кто знает, сколько бы он еще говорил, если бы у него не начался приступ кашля, его застарелого мучительного кашля. Все же Ярослав порядком изменился. Всего за несколько лет морщины избороздили его лицо, он похудел еще сильнее. Мне захотелось прикоснуться к нему, сжать его пальцы, чтобы он ощутил мою поддержку, но он был далеко от меня, чересчур далеко...

— Граменов тебя ждет, — сказал он, повернувшись ко мне спиной и рассматривая красные цветы герани в углу комнаты. — Его перевели в пехотный полк. Это произошло вскоре после его женитьбы на Жасмине. Теперь он там командир. Велико остро нуждается в офицерах, да и задачи у него... Я тебя специально для него вызвал.

— А строительного батальона у вас нет?

— Если понадобится, создадим. Ты сам решай! Хорошо, что ты приехал, но если у тебя нет желания служить в армии, то так и скажи. Армия!.. Чтобы состоять в ее рядах, нужно не жалеть себя. А когда барабаны забьют тревогу, ты сам должен справляться...

— Какие еще напутствия ты мне дашь?

Мне хотелось вывести его из равновесия, чтобы он вскочил с места и бросился ко мне, как это бывало в тюрьме, вскочит именно тогда, когда никто не ждет от него этого, но он лишь едва слышно произнес:

— Все это мне неприятно!

— А ты чего ждал?

— Я думал, что тебе не изменила интуиция и ты избавишь меня от объяснений, поймешь, в каком мы оказались положении...

Я ничего не ответил. Ему понадобится несколько минут, чтобы прийти в себя, и я решил оставить его в покое.

Когда он снова сел за письменный стол, я только добавил:

— Венета тоже приехала. Я отослал ее на квартиру к Велико.

Ярослав сунул руку в карман и положил передо мной ключ.

— Возьми! Это от моей квартиры. Я все равно туда не хожу. Устраивайтесь и хотя бы первое время не ломайте себе голову над этой проблемой.

Вот таким он был, наш Ярослав. Самое главное: мы с ним никогда не станем врагами.

Я взял чемодан и пошел к двери. Он меня не остановил. Только опередил меня и открыл дверь.

— И не забывай, что я хочу встретиться с тобой, но в спокойной обстановке. Нам о многом надо поговорить, — сказал он и снова прищурился.

Венета. Я пустилась в путь, не думая о завтрашнем дне. Хорошо, когда долго не задерживаешься на одном месте. Бродишь себе по дорогам, и повсюду ты для всех новый человек. Любопытно, что сначала люди относятся к тебе как к незнакомой, присматриваются, подходят с осторожностью, боятся что-нибудь напутать, обидеть тебя... И ты сразу вырастаешь в их глазах. Люблю, когда меня высоко ценят, даже если уверена, что вовсе и не стою этого.

Павел как-то сказал, что его жизнь принадлежит мне. Приятно сознавать, что он любит меня больше, чем я его.

Павел попытался меня перевоспитать, внушить мне, что мое призвание — наука, литература. Я собиралась коротко ответить, что мое призвание — быть женщиной, но промолчала. Промолчала впервые и теперь сожалею.

Надо научить его быть практичным. Жизнь принадлежит практичным людям.

С тех пор как я осознала цену жизни, во мне утвердилось одно желание, одна мечта — найти такого мужа, который бы уважал меня как женщину до конца своей жизни и никогда не