Шрифт:
Закладка:
– Невозможно все время следить за ребенком, – сказала она. – Это было одно из неудачных стечений обстоятельств. На самом деле так ваш сын научится быть более осторожным. Маленькие люди должны в какой-то момент жизни начинать учиться.
У Хилари был племянник, страдавший астмой, так что это она тоже понимала. Она действительно воодушевляла меня.
– Теперь он это перерос, – сказала Хилари.
Я заметил, что у нее очень четкая речь. Мне это нравилось. Английский язык иногда такой небрежный. Приятно было иметь на своей стороне женщину с разумной точкой зрения, особенно когда я все больше и больше чувствовал, что Сара и Фредди против меня. Когда мы пришли в больницу на последний осмотр его руки, доктор снова принялся меня расспрашивать. Как именно это произошло? Видел ли это кто-нибудь еще? Я сам почти поверил, что специально причинил сыну вред.
Разумеется, я бы никогда такое не сделал. Фредди же мой сын. И все же теперь я придумывал отговорки, чтобы не присматривать за ним в одиночку. Что, если произойдет еще один несчастный случай? Отчасти поэтому я и не хотел второго ребенка. Нам и без того достаточно давления.
Беспрерывные придирки Сары не только выводили из себя, из-за них я не мог проявить себя в постели.
– Это неважно, – сказала Сара однажды вечером. Но я услышал разочарование в ее голосе.
Из-за всего этого я чувствовал себя несостоятельным и раздраженным. У меня были свои потребности, как у любого мужчины. К своему стыду, я поймал себя на том, что думаю о Хилари и так получаю разрядку. После я чувствовал себя ужасно. Хилари была всего лишь другом. Я не из тех, кто изменяет. К тому же это всего лишь мысли.
По прошествии следующих трех лет выяснилось, что Хилари была права. Фредди действительно перерос астму. Но в больнице его по-прежнему называли «грудным ребенком». Поведение сына ухудшилось, хотя Сара утверждала, что он «очень хороший по сравнению с другими детьми». Временами Фредди с удовольствием играл со мной. Больше всего нам нравилось возиться с игрушечным электрическим поездом, который я ему купил. Но иногда сын становился невыносим. Однажды утром, когда я помогал ему собирать пазл из трехсот деталей, он ударил меня по руке, потому что я положил перед ним кусочек неба.
– Как ты смеешь! – крикнул я. – Это больно и очень грубо. Я пытался тебе помочь. Иди в свою комнату.
– Нет.
Мой сын стоял, уперев руки в бока, и смотрел на меня так, как будто он тут взрослый и разговаривает с ребенком, а не наоборот.
Я бы никогда не осмелился сказать «нет» своему отцу и не собирался терпеть такое от собственного сына. Ему нужно было преподать урок.
– Мамочка! – взревел Фредди. – Папа ударил меня по попе.
– Что? – Вбежала Сара. – Почему ты это сделал?
– Потому что он ударил меня по руке за то, что я помог ему с пазлом.
– И ты считаешь, порка послужит ему уроком?
– Ну кто-то же должен научить его отличать хорошее от плохого.
– Я делаю это, Том. Я объясняю ему. – Она повернулась к Фредди. – Ты не должен бить папу. Это неправильно.
Тот надулся:
– Мальчики в школе так делают.
– Они не должны. Это нехорошо.
– Ладно, мамочка. – Он прижался к ней, бросая на меня угрюмые взгляды.
– Ну вот, – сказала Сара. – Теперь он понимает.
– И это все? – спросил я.
– На самом деле нет. Я не хочу, чтобы ты впредь его шлепал. Как жестокость можно остановить жестокостью?
– Я не был жестоким, – заметил я.
– У меня попа болит, – заскулил Фредди.
– Дай-ка посмотреть. – Ее голос зазвучал громче: – У него кожа покраснела. Как сильно ты его ударил?
Они оба смотрели на меня обвиняюще.
– Это смешно, – сказал я. – Он сам переступил черту. Кроме того, в мое время всех шлепали.
– Ну а меня – нет.
– Возможно, и следовало бы, Сара. Это могло бы спасти тебя от дальнейших неприятностей.
Наступила холодная тишина. Не слишком ли далеко я зашел? Но я же сказал правду.
– Мы идем гулять, – сказала она Фредди, игнорируя меня.
– Прекрасно. Если ты предпочитаешь такие игры, то вперед.
Я ожидал, что они скоро вернутся и извинятся. Но этого не произошло. Я попытался немного поработать, чтобы проветрить голову, но это не помогло. Меня так и подмывало позвонить Хилари и рассказать ей о случившемся. Или позвонить Хьюго. Но мне было слишком стыдно признаваться в том, что у меня ребенок, который бьет собственного отца. Какой сын так поступает? И все же в глубине души я чувствовал себя подавленным. Совершил ли я ошибку? Может, Фредди унаследовал мою ужасную склонность к издевательствам?
Когда два часа спустя жена с сыном вернулись, смеясь и как ни в чем не бывало болтая друг с другом о том, как качались на качелях в парке, я почувствовал холодную пропасть между нами.
Я все больше и больше начинал ощущать себя чужаком. Фредди со мной по-прежнему вел себя плохо. Однажды вечером, когда Сара была на «девичнике» с Оливией, он отказался лечь в постель и все норовил спуститься на первый этаж.
– Ты должен вести себя хорошо, – повторял я.
А он улыбался, будто ему нравилось меня раздражать.
Несмотря на свою прежнюю убежденность в том, что решение остаться было верным, я ловил себя на мысли: «А если бы я не попросил Сару вернуться от Оливии после рождения Фредди?» Мы бы развелись. Пришлось бы продать дом и жить раздельно.
Или, возможно, судья постановил бы, что Сара и Фредди останутся тут, пока он не подрастет, а меня бы вышвырнули. Фредди метался бы между нами двумя. Нет, сказал я себе. Это было бы неправильно. Все наладится, когда он станет старше.
– Я сегодня неважно себя чувствую, – сказал сын несколько недель спустя. – Мне обязательно идти в школу?
– Это как-то связано с тестом по математике? – спросил я.
Тесты проводили в школе каждый вторник. Я тратил время, помогая подготовиться к ним. Но у этого ребенка просто не было способностей к вычислениям. В его возрасте я умножал в столбик. Он же с трудом складывал такие простые цифры, как девять и четыре.
– Нет. – Фредди снова посмотрел на меня тем взглядом. Словно я сделал что-то не так. – Мне плохо.
– О боже, – сказала Сара. – Тогда, наверное, тебе лучше остаться дома.
– По-моему, с ним все в порядке. Ты измеряла ему температуру?
Температура оказалась нормальной.
– Лучше перестраховаться, – твердо сказала Сара.
Когда я вечером
