Шрифт:
Закладка:
Испытание закончилось, когда очередная высокая волна с силой выбросила его на камни, где ему удалось зацепиться за острые выступы. Там было достаточно высоко, чтобы перевести дух и оглядеться. Мир словно сошел с ума: океан поменялся местами с небосводом, а может они стали единым целым. Во мраке, которым обернулся вдруг ранний вечер, яркие вспышки озаряли пенные валы. И посреди этого безумия чудовищный силуэт в обрамлении шевелящихся отростков поднялся из воды. Он был похож на оживший кошмар моряков, и белая маска с навеки застывшим выражением то ли гнева, то ли отчаяния, будто светилась изнутри, а алые узоры на ней напоминали кровавые разводы.
Разве она всегда была такой?
Хизаши выпрямился, скользя мокрыми таби по гладкому камню. Обувь осталась где-то на дне океана. Оба его глаза сейчас сверкали, но тот, что был так похож на змеиный, горел желтым огнем, пронзая штормовую мглу. Что-то смущало, не давало покоя, не позволяло поверить тому, что прямо на виду. Как управление Дзисин, которое было буквально под боком, не заметило такого опасного ёкая раньше? Он, должно быть, мог сожрать целую команду большого корабля, что говорить о лодчонках рыбаков. Да слава о нем должна была дойти до самой столицы! Так почему же? Почему только госпожу Юэ волновал этот «умибозу»?
Хизаши чувствовал, что вот-вот нащупает ответы, но тут он увидел еще кое-что.
В объятиях чудовищных щупалец прямо напротив маски застыл плененный Куматани Кента. Разница между ним и ёкаем была настолько ошеломляющей, что у Хизаши что-то дрогнуло в груди, что-то, о чем он старался не думать. Не позволяя себе засомневаться, он собрал те крохи ки, что в нем еще оставались, и послал вперед. На этот раз не было даже света. Хизаши уже понимал, что его человеческих сил не хватит, и тогда он решился. Вдохнув стылый влажный воздух, пропитанный солью и страхом, он положил ладонь на живот и призвал ту часть силы, что хранилась так глубоко, как только можно, чтобы никто из Дзисин не заметил обмана. Он высвободил силу хэби, и она, направляемая взмахом веера, стрелой понеслась над морем и в последний момент, перенаправленная Кентой, ударила прямо в центр театральной маски.
Хизаши почувствовал легкость и, почему-то улыбнувшись, упал со скалы.
Он видел, или ему это только казалось, как огромное гибкое тело так же медленно, как он сам, погружалось в пучину, а расколотая пополам маска сползала с его лица. И тогда наконец стало ясно, какие под ней прятались глаза. Они были по-настоящему страшными.
Они были человеческими.
* * *
Хизаши открыл глаза и, еще толком не придя в сознание, ударил по руке, что тянулась к его лицу из темноты. Удар получился звонким, сильным, а после темнота отступила, и Хизаши на мгновение различил бледное лицо Куматани над собой, но не проронил ни звука и снова погрузился в качающие его холодные морские волны…
Когда он открыл глаза во второй раз, стало гораздо светлее. Солнечные лучи просачивались сквозь неплотно прикрытые сёдзи. Вместо сырости и тяжести воды Хизаши окружало тепло человеческого жилища, под ним был мягкий футон, а сверху – стеганое одеяло, укрывающее его до самого подбородка. И только сквозняк из щели в дверях был почти по-зимнему морозным.
Хизаши сел и тут же торопливо завернулся в одеяло как в кокон. Воспоминания о беспомощном бултыхании между небом и морем были еще слишком свежи. Хизаши казалось, он промерз насквозь, никогда уже не согреется, но тут сёдзи раздвинулись сильнее, и в комнату вошел Куматани с подносом в руках. От расставленных на нем блюд исходил приятный запах горячей еды, и Хизаши невольно сглотнул слюну.
– Ты уже проснулся? – Куматани опустился на колени возле футона. – Хорошо. Госпожа Юэ сильно волновалась, и я… Я тоже волновался.
Хизаши потрогал ноющий висок, и ему вдруг показалось, что он еще под водой, но что-то… Нет, кто-то тащит его вверх, буквально вырывая из пасти океана.
– Ты тянул меня за волосы, – сказал он с укором. Куматани смущенно поджал губы.
– Мне жаль.
– А мне нет.
Хизаши накрутил кончик многострадального хвоста на палец и вздохнул. Он почти ничего не помнил, ему было стыдно, но еще одно неприятное чувство скреблось внутри почти так же, как неприятно скребло в горле после морской воды.
Нужно было сказать спасибо.
Хизаши молчал и смотрел на свои уже давно высохшие волосы, тяжело упавшие на плечо.
– Я спасал тебя трижды, так что теперь мы отчасти квиты, – сказал он наконец, однако Кента покачал головой.
– Дважды, – поправил он. – Ты спас меня дважды, потому что ни фуна-юрэй, ни Мамору-сан не желали причинить мне вред. Но ему приходилось это делать. Спасибо тебе, что помог освободить его.
Хизаши перестал что-либо понимать. Он отвернулся, и взгляд его упал на алтарь ками Араси-э, и на этот раз в нем ощущалось недавнее присутствие божества.
– Мамору? – опомнился он. – Это же муж полоумной старухи? Кстати, а помощник смотрителя маяка…
– Поешь, – перебил Куматани, усаживаясь поудобнее и скрестив ноги. – Я расскажу, как было дело, а ты просто слушай. Тебе нельзя сейчас напрягаться.
Хизаши и сам уже понял это по тому, как тяжело и с неохотой тело отзывалось на каждое движение. Похоже, необдуманная растрата внутренней ки и человеческой, и змеиной половин подточила его физические силы, и как бы ни хотелось гордо отмахнуться от Куматани, даже это действие казалось невыполнимым.
– Хорошо, – смирился он. – Рассказывай.
Кента еле слышно вздохнул. Он выглядел непривычно уставшим и каким-то потухшим, совсем не таким, как обычно. Смотреть на него было неприятно, но и не смотреть не получалось.
– Муж и сын Сачико-сан действительно погибли, утонули во время волнений на море полгода назад. Примерно тогда, когда на вахту заступали господин Тояма вместе с женой. Но эта история никому не была известна, потому что эти люди жили отшельниками, вероятно, из-за своей незаконной деятельности. Я поговорил с госпожой Юэ еще раз, и она сказала, что «умибозу» начали видеть через какое-то время после произошедшего. Вот только мы уже знаем, что никакой это не морской монах.
