отчего ему не удалось обнять находившихся рядом людей. Потом песок сделался холодным. Его босые ступни стали мокрыми. Он пил что-то горькое и теплое, и от этого ему было хорошо. Когда один из парней что-то сказал, Селим кивнул, хотя ничего не понял или, точнее, подумал: «Говорил бы он помедленнее». Он лег на песок голым животом вверх. И уснул.

«Селим пропал». Матильда плакала на другом конце провода, и Аиша не понимала, что говорит мать. Она зашла на почту в Рабате, чтобы позвонить родителям и сообщить, что она еще немного задержится у Монетт. Но Матильда сразу сказала: «Селим пропал», и Аиша не решилась говорить о себе. Она стала расспрашивать мать. Когда брат ушел из дома? Звонили ли они его друзьям? Есть ли у них какие-нибудь предположения, куда он мог отправиться? В ответ Аиша слышала только рыдания и всхлипы.

– Он украл у меня деньги. Ты только подумай! Он украл мои деньги, – возмущенно проговорила Матильда.

– Ты связалась с полицией? – спросила Аиша. – С полицией? Не следует вмешивать в это дело полицию, – ледяным тоном отрезала Матильда. – Грязное белье следует стирать, не вынося из дома. Никому ничего не говори, слышишь? Если кто-нибудь спросит, скажи, что Селим в Эльзасе и у него все хорошо.

Мехди ждал ее снаружи, на террасе кафе, под аркадами на авеню Аллаля бен Абдаллы. Когда она вернется с почты, он пригласит ее к себе, в квартиру на Багдадской улице, в двух шагах от древних ворот Баб-эр-Руа. Он уже несколько дней только об этом и думал, он представлял себе, как Аиша будет сидеть на диване в гостиной, скрестив ноги и смиренно сложив на коленях руки с длинными пальцами. Или будет стоять и разглядывать его книжный шкаф, который он соорудил сам из брусков и широких досок. Он поставит музыку, диск Сары Воан или Леди Дэй. Он приготовит ей чай, они будут сидеть рядом, в нагретой солнцем жаркой гостиной. Он откроет окно, выходящее на фасад старинного дворца, обнимет ее и сожмет так сильно, что ее ребра затрещат, как ореховая скорлупа. Он попытается найти подходящие слова, но так их и не произнесет. Как бы то ни было, он знал, что она его поймет. Последние три недели они виделись каждый день. Они целовались, спрятавшись в машине, или ждали темноты и искали укромный уголок на пляже или в саду у Анри. Никогда гостиная не оставалась целиком в их распоряжении, и Мехди, разумеется, об этом думал. Об обнаженной коже Аиши. О желании, которая она в нем возбуждала, о том, как это у них произойдет. Он не хотел, чтобы она почувствовала себя запертой в западне, чтобы она испугалась. По правде говоря, он ничего не знал о ее представлениях о сексе. Они никогда об этом не говорили, и ни один, ни другая не решились задавать вопросы о прошлых приключениях и любовном опыте. Он выпил кофе, закрывая глаза при каждом глотке. Он получал несказанное удовольствие от ожидания и надеялся, что телефонный разговор затянется. Она сказала ему, что ее мать зовут Матильдой, и на него, неизвестно почему, это произвело сильное впечатление.

Она вернулась с почты. Глаза у нее покраснели. Мехди сразу понял, что лето закончилось.

– Мне пора возвращаться. Я нужна родителям, – сказала Аиша.

Она собиралась сесть на поезд этим вечером. Мехди настоял на том, чтобы отвезти ее домой:

– Мне это совсем не трудно. Мы поедем вместе, а потом я вернусь обратно. Никто меня не увидит.

Так они и сделали. Аиша собрала чемодан, обняла Монетт и Анри, и те, стоя у двери в мокрых пляжных одеяниях, махали ей рукой, пока машина Мехди не скрылась из виду.

Они молча ехали в старенькой бежевой «симке», через опущенные стекла которой в салон залетал горячий удушливый ветер. Мехди вел машину, не откидываясь на раскаленную спинку сиденья. Иногда он отпускал руль и клал руку на плечо или бедро Аиши. Ей хотелось, чтобы пальцы этого мужчины навсегда вросли в нее. Когда они проезжали через лес Маамура, их обогнали полицейские машины. Всем проезжавшим автомобилям сделали знак съехать на обочину и остановиться. Приближался королевский кортеж. Мехди припарковался под пробковым дубом, и они стали ждать. Мехди терпеть не мог август, когда в небе висели тяжелые тучи. Август – месяц убийств, похищений, крестьянских восстаний. Мехди, как и все марокканцы, боялся лета и поднимавшегося от земли жара: он нарушал душевный покой и подстрекал к убийству. Аиша повернулась к нему. Хотела что-то сказать, что-то нежное, про любовь, но промолчала. Мехди посмотрел на нее и прикусил губы. Он заглянул сверху вниз в ее глаза, как заглядывают в чашку с кофейной гущей, чтобы узнать свою судьбу. В зрачках этой молодой женщины он увидел свои будущие печали, свои успехи, стыд, предательства. На ее радужной оболочке запечатлелась вся его жизнь. В Аише заключалось все его будущее, как в найденной в пещере старой лампе был заключен едва живой джинн. Мехди не сомневался: если он возьмет Аишу за руку, повернет ее ладонь к свету, то прочтет по ее линиям свою судьбу.

Они долго стояли и ждали в тени деревьев. Наконец появились сверкающие «мерседесы», коричневые и черные, мчавшиеся на полной скорости. Полицейские подали водителям знак: можно ехать. Мехди хотелось, чтобы это путешествие длилось бесконечно. Чтобы они все ехали и ехали к недостижимой цели и от целого мира остался бы только этот маленький автомобиль, где они были бы одни, и никто не мог бы до них добраться. Перед ними расплющенные зноем холмы словно плыли в воздухе, а преломленные солнечные лучи рисовали на асфальте несуществующие лужи. Вдалеке показались кипарисы, потом посадки оливковых деревьев. Они миновали длинные ряды виноградников, принадлежавших соседу Бельхаджей. Путешествие подошло к концу, они почти приехали, и Аиша все больше и больше нервничала. Она посматривала в зеркало заднего вида, словно боялась, что за ней следят или что внезапно появятся ее родители. Она опустила лицо, будто беглянка, за которой кто-то гонится. Потом вдруг приказала:

– Останови здесь.

В нескольких метрах от них стоял указатель, а на нем имя: Бельхадж.

– Здесь? Ты уверена? Мы еще далеко. Давай я подвезу тебя поближе. Никто нас не увидит.

– Нет-нет, будет лучше, если я выйду здесь.

– Но разве это не опасно? Я не хочу оставлять тебя одну среди полей.

– Опасно? – улыбнулась Аиша. – Напоминаю: это моя ферма. Здесь со мной ничего не может случиться. Я