– Документов при нем не нашли, но по пальчикам опознали.

– Кто-то из местных?

Костя с сочувствием смотрит на меня:

– Ты и правда, Контуженый. Страна гудит о мобилизации, а ты рецидивистами интересуешься.

– Он рецидивист? – я гну свою линию.

– Три ходки. Погоняло Пуля. Из Ростовской колонии недавно откинулся. Даже паспорт не успел получить, а уже кого-то ограбил.

– Ограбил?

– При нем деньги нашли. Наверное, в Ростове кого-то грабанул. Мы им сообщили, пусть разбираются.

Я перехожу к щекотливому вопросу:

– И как он под поездом оказался?

– Да что ты заладил. Тебе больше всех надо?

– А вдруг ему кто-то помог?

– Если бы кто с умыслом пришиб, то забрал бы деньги.

– Верно. – Я мысленно хвалю себя, что не позарился на чужое.

– Напишем – самоубийство, и дело с концом.

Подспудное напряжение отпускает. Пронесло, я выкрутился. Не могу сдержать облегчения:

– Туда ему и дорога.

– Скорбеть не будем, – соглашается Воинов и возвращается к главной проблеме: – Как я жинке скажу? Мне завтра в восемь утра в военкомат с вещами.

– Она поймет. Поплачет и примет, – заверяю я.

– Думаешь?

– Ты лучше, Костя, не теряй время. Собери самое необходимое.

– Что?

– Записывай. И другим скажи. Термобелье, трекинговые ботинки, спальник…

Я говорю о самом необходимом, что поможет бойцу жить на войне и выжить. Когда дохожу до женских прокладок, Воинов уже спокоен.

Даже шутит:

– Будет, что с женой обсудить. И тампоны? Отпад!

Он получает задание и уезжает, диктуя кому-то по телефону мой список.

Санитары, дядьки в летах, уносят останки тела несостоявшегося убийцы. Как и все в стране они обсуждают не сиюминутную работу, а эпохальное – референдум и мобилизацию. Главные новости их радуют и тревожат одновременно.

Я остаюсь один. Опасность миновала, мне снова повезло.

Сегодня повезло и Михалычу, и Кутузову, и Лизе, и Алене, и уставшим бойцам на тысячекилометровом фронте, и всем-всем-всем донбасским, луганским, херсонским и запорожским жителям. Они дождались просвета на небосклоне будущего.

36

Под гнетом новых обстоятельств я медленно иду домой. В голове гудят набатные новости: референдум, мобилизация. Значит, война теперь будет по-настоящему. Обидное отступление на фронте заставило страну проснуться. Теперь без вариантов, либо мы их, либо они нас. Сражаться будем за Россию в прямом смысле этого слова. А для победы потребуется народная воля, общие усилия и геройские жертвы.

Замечаю, что люди вокруг изменились. Исчезли улыбки и беззаботность, вместо прежней расслабленности, нервные жесты, опущенные плечи, сдвинутые брови. Кто-то пришиблен и погружен в себя, кто-то взвинчен, куда-то спешит или истерит в телефон. А тема одна. Это на Донбассе, уверен, люди радуются референдуму, а у нас напуганы мобилизацией.

Около конторы «Быстрокредит» бросается в глаза желтая «шевроле» Макса Лупика. С ним так всегда, сначала замечаешь машину, а потом хозяина.

Лупик эмоционально нахваливает свой автомобиль хозяйке «Быстрокредита» Ольге Рацкой:

– Ты только глянь на это чудо техники. Красавица! Мощь, скорость, шарм. Сядь за руль, зацени! А хочешь, промчимся? Это не машина, а ракета! Факт!

Я подхожу ближе, чтобы понять, что происходит.

Рацкая морщится:

– Ни к чему мне это.

– Твои подруги умрут от зависти.

– Они и так от меня нос воротят.

– Ладно. Не хочешь покупать, дай кредит под залог эксклюзивного суперкара.

– Лупик, сам продавай свою тачку.

– Да кто туточки такое купит.

– Вот именно! Под твою автомойку еще можно поговорить о кредите.

– Блин! Мойка уже в залоге.

– Ну ты и… – Рацкая подбирает ругательное слово помягче и цедит сквозь зубы: – …бизнесмен.

– А тебе только на рынке цену сбивать! – раздражается Лупик, но тут же берет себя в руки: – Хорошо, уговорила, согласен на два миллиона. Всего два миллиона – и забирай ключи. Вернусь, выкуплю с процентами. Факт!

– Лупик, не морочь мне голову.

– Полтора. От сердца отрываю. Считай, задаром отдаю.

Ольга качает головой. Лупик торгуется:

– Миллион триста! Офигенная музыка, эргономичные кресла, новые диски. Лучше залога не найти!

Ольга разворачивается, чтобы уйти. Макс хватает ее за руку:

– Где Олег? С бабами невозможно вести дела.

– Олег уехал, – признается Ольга.

– От мобилизации?

– Ну да. Как объявили, он покидал вещи в машину и рванул в Грузию.

– Вот и я хочу смыться в Грузию. Но на спортивной машине через горы не проедешь. Я позвоню Олегу, он меня поймет.

Макс набирает номер, топчется с телефоном. Ольга кривится:

– Совсем дебил? Олег сменил номер и чаты почистил.

– Блин! Скажи новый.

– Еще чего. Решай сам свои проблемы.

– Оля, дай деньги хотя бы на «Ниву», – клянчит Макс.

– Не дам! Мужчинам больше никаких кредитов. Вас поубивают, кто отдавать будет?

Лупик замечает меня. Секундный гнев сменяется деловым расчетом:

– Вот! У Контуженого спроси. За смерть положена страховка. Факт!

– И за тяжелое ранение, – добавляю я.

Ольга смотрит на Макса, на меня. Ее лицо бледнеет, ресницы дрожат, из глаз катятся слезы. Еще мгновение – и она трясет кулачками и впадает в истерику:

– Да отстаньте вы все!

Женщина давится рыданиями и уходит в контору. Мы с Лупиком остаемся вдвоем около надраенного для продажи «Шевроле». Две фигуры, разделенные «золотым» символом успеха. Я в привычном камуфляже и растоптанных берцах, Макс в желтом худи и белых кроссовках.

– Бежишь? – говорю я.

– Все бегут.

Я вспоминаю Воинова.

– Мужики остаются. Те, которые с яйцами.

– Да что ты понимаешь! У меня бизнес. Меня мобилизуют, всё развалится. В этой стране вести бизнес невозможно!

– В какой такой этой?

– Ну, в этой. – Лупик разводит руками. – В нашей Раше.

– Если для тебя Россия какая-то Раша, вали в Грузию.

Лупику некогда ссорится. Он озабочен бегством из страны.

– Если бы не обстоятельства, ни за какие деньги. – Макс любовно проводит ладонью по кислотно-желтому капоту автомобиля и заглядывает мне в глаза: – Слушай, друг. У тебя же остались еще денежки за ранение. Бери мою золотую. Всего миллион.

Слышать от прожженного дельца «друг» – худшее оскорбление. Однако я сдерживаюсь и с заинтересованным видом заглядываю в машину.

– Надо попробовать на ходу.

– Факт! – приободряется Лупик. – Садись смелее. Раз прокатишься, не захочешь расставаться.

Он дает мне ключи. Я сажусь за руль, он рядом. Завожу, кладу руку на рычаг передач. «Шевроле» припарковано носом к павильону «Быстрокредит».

– Сдай назад и поехали, – подсказывает Лупик.

Я отъезжаю от павильона. Плавно давлю педаль газа на нейтральной скорости, прислушиваюсь к рычанию мотора:

– Четыреста лошадок, шесть секунд до сотни?

– Факт!

– Тогда лучше пристегнуться.

– Погнали за деньгами, – радуется Лупик.

– Погнали! – соглашаюсь я.

Рука толкает рычаг передач, нога топит педаль газа в пол, мотор ревет в четыреста лошадиных глоток – и мы