усыпанные коробками кондиционеров.

На всем протяжении улицы можно смело было поубивать несколько десятков тысяч женщин. Ножами, топорами, да хоть поленом по голове – не зная адреса, искать было нечего и некого. Правильно менты трубку бросили – как есть он дурак.

На конечной Игорь поглазел на мусорку, разбитую дорогу к нелепо торчавшему вдалеке одинокому новому дому, на магазины. Ничего достойного внимания. Дождался, пока водитель перекурит и сел на тот же автобус обратно. Час давно миновал, неведомую тетку уже зарезали, так что ловить здесь было нечего.

– Вика, солнышко… Ну хватит, тут и так черти что… Прости, не мог. Да, с утра… Давай не будем ругаться, я же тебя…

Да… Ну что, следовало ожидать. Сказала, чтобы не звонил. Срочно цветы и к ней, иначе он себе этого не простит.

Щелк. «Категория близкие родственники».

Проклятая программа, она его со свету сживет быстрее, чем тех, о ком сообщает!

Да. Просмотр категории. Да.

«Машерова Елена Леонидовна, 49 лет, мать временного владельца приложения. Несчастный случай возле дома. Через…».

Экран погас. Игорь тряхнул телефон. Еще раз. Да он же просто забыл его кинуть на зарядку вечером, всего-навсего! И теперь что? Куда?! Быстрее домой! Подождать маму, перехватить у подъезда. Нет, возле арки. И стоять, ждать, не пустить ее к дому!

Он выскочил из автобуса, едва не зацепившись сумкой. Выбежал на дорогу и начал ловить такси. Как на зло, раскрашенные машины были заняты, а частники не рисковали тормозить возле диковато размахивавшего руками парня. Он попытался успокоиться. Надо просто вызвать «Яндекс.такси», да и… Ах да! Телефон…

Оставалось ловить проезжавших мимо. Это заняло минут пятнадцать, после чего удалось тормознуть пожилую «десятку» с не менее возрастным водилой. Тот выслушал адрес и кивнул. Поездка по внутренним часам Игоря, которые, правда, пошли вразнос вместе с остальным былым спокойствием, длилась вечность и еще минут двадцать. По пути он несколько раз просил ехать быстрее, на что водитель степенно кивал, не прибавляя ни километра.

Все, есть! Вот въезд во двор. Игорь бросил горсть купюр, не считая, не ожидая ни спасибо, ни сдачи, пулей вылетел из машины и побежал к арке.

Первое, что он увидел, была машина «скорой», словно нарочно вставшая почти поперек проезда. За ней толпилось несколько человек, смотревших на что-то внизу. Рядом виднелся грузный мужик в белом халате, больше похожий не на врача, а на мясника с рынка – те тоже так одеваются на работе.

Игорь дико закричал. Истошно, на пределе рвущихся легких, и бросился к лежавшему прямо на асфальте телу, с головой укрытому грязным одеялом. Он упал на колени, с размаху, не чувствуя боли под порванными об асфальт джинсами и рывком отбросил край тряпки там, где должна быть голова.

На него смотрели выпученные мертвые глаза совершенно неизвестного мужика лет пятидесяти. Лицо мертвеца было синеватым, как у покойника, усы над приоткрытым ртом обвисли.

– А где… мама? – каким-тоне своим, дрожащим и срывающимся в плач голосом спросил Игорь.

– Это – точно не мама, парень, – совершенно спокойно ответил тот, что в халате. – Чего народ пугаешь? Иди-ка домой лучше.

Игорь тяжело поднялся с колен, не забыв накинуть тряпку обратно на лицо покойника, подобрал сумку и тяжело побрел к подъезду. Надо было включить телефон. Самое главное сейчас – включить этот долбаный телефон и узнать про маму. Да просто ей позвонить – как это не пришло в голову?

И Вика… Он к ней не заехал. Она теперь его разлюбила. Почему все так плохо…

Натыкаясь как пьяный на невысокие столбики, ограждающие цветник возле подъезда, он добрел до двери и зашел внутрь. Сумка, упавшая с плеча, так всю дорогу и волочилась за ним по асфальту, скребла пыль, удерживаемая только ремнем, который он сжимал в руке. Перед глазами стояло мертвое лицо, двоилось, оплывало по краям, превращаясь в мамино. Игоря трясло как в лихорадке.

– Вика, солнышко, здравствуй! Я счастлив, что смог написать тебе! Скачай, пожалуйста, программу. Я сейчас пришлю тебе файлик. Это важно. Там не вирус, честное слово.

– Игорек?!?!?!!!!! Ты же… Умер ты же.... ((((((( Кто это пишет – – хватит!!!! ИГОРЬ УМЕР ОН ВЫПРЫГНУЛ ИЗ ОКНА ПЕРЕСТАНЬТЕ!! ЕГО УЖЕ МЕСЯЦ НЕТ(((( ОН СОШЕЛ С УМА

– Вика, любимая… Поверь мне: это я. Это точно я. Поставь программу. Ну пожалуйста!

– НИ. ЗА. ЧТО.

Кукла

Митрофан Трифонович был стар. Лет девяносто, а то и больше – соседи не спрашивали. Они привыкли с детства, что он был всегда. Как их дом, довоенной еще постройки. Как памятник Ленину на одноименной площади. Как сам город, четыре века неторопливо обживающий оба берега реки, впадавшей немного южнее в Дон.

– Бессмертный, не иначе! – любила вздыхать соседка Зина, вытянув ноги и откинувшись на спинку лавочки во дворе. – Мне самой за восемьдесят, давление, сахар. Рука вот немеет, проклятая. А этот пень старый живет и живет. Хоть бы раз в больницу слег!

– Тебе жалко, что ли? – переспрашивала ее Клавдия Петровна, чуть моложе собеседницы, но тоже в годах.

– Не жалко… Удивляюсь просто. Хотя и хрен с ним.

После этого разговор уходил в сторону увеличения цен и прочих важных для стариков вопросов.

На похоронах Зины старик, тяжело опираясь на палку, подошел к заплаканной Наташке, дочери покойной. Постоял, посопел, нахмурив седые – кустами – брови. Потом неловко сунул ржавую пятитысячную:

– На. Расходов-то до черта.

– Спасибо, Трифоныч, храни вас Бог!

Старик не ответил. Поводил по сторонам тяжелой головой с редкими седыми волосами. Словно бык в поисках, на кого бы броситься. Потом покопался в потертой болоньевой сумке, давно утратившей цвет, висевшей, покачиваясь на рукоятке палки.

– А это – Вере. Говорят, хорошая.

В руке у него была кукла. И не какой-то старый хлам времен первого выхода в космос, нет! Аккуратный блистер, украшенный броскими английскими надписями, сквозь пластик которого спящей красавицей просвечивало глупое лицо в окружении щетки волос. Рыжая. Хоть не блондинка, как водится.

– Да куда ей… – растерялась Наташка. Вытерла потное лицо, поправила черную косынку. – Это типа Барби?

– Не знаю, – прогудел старик. – Хорошая.

Подбежавшей к матери Вере было восемь лет. Возраст, когда школа уже, а детство еще. Не безумная подростковая пора, но и не щенячья бестолковость малыша. Что-то между.

– Это – мне? – ахнула Вера. – Вау! Фея…

Она схватила упаковку и прижала к себе. Крепко, словно боясь, что отнимут. Так и стояла возле матери, хлопая глазами.

Старик повернулся и медленно пошел прочь.

– Митрофан Трифонович! Спасибо! Вы бы зашли, выпили…