— Как видите! — сказала мама Анна, плавным жестом показывая на два темных футляра, извлеченных из чемодана и поставленных теперь на отдельные столики.

Даже не повернув к ним головы, адвокат продолжал с тем же бесстрастием. Для получения патента нужно подать заявку. Дата подачи очень важна. С нее начинается официальная жизнь изобретения. При этом заявитель письменно удостоверяет, что он и есть изобретатель. В момент заявления не должно быть нигде описано подобное же изобретение, ни в одном из опубликованных изданий. По всей территории Британской империи. Бюро патентов это проверяет. Устанавливает факт новизны.

— А если где-нибудь в другой стране? — полюбопытствовал Дэвис.

— По законам Англии экспертиза на новизну производится только внутри Англии, — невозмутимо, как оракул, изрек адвокат. — Что там в других странах, нас не касается.

— Насколько подробно я должен описывать? — спросил Гульельмо.

— Настолько, чтобы было ясно, в чем состоит ваше изобретение. Впрочем, позднее, при получении патента, вы сможете ввести некоторые дополнения.

Молодой Маркони кивнул. И вдруг спросил простодушно:

— А если кто-нибудь вскроет мои футляры… и разнюхает?

Адвокат уставился на него с изумлением.

— Ах, вечно у него какая-нибудь шутка на уме! Фантазер! — поспешила сгладить мама Анна.

Адвокат счел нужным все-таки пояснить:

— Как только заявка подана, закон на вашей стороне.

Он откланялся.

Гульельмо уселся за составление заявки. Ну и мука! Никогда не имел он склонности к писанию, а тут еще такого строго технического и такого ответственного. Необходимо коротко, ясно: как устроено, как действует. Изложить все, что нужно, но и не наговорить лишнего. Бумагомарание…

Но если надо, так надо. И мальчик, стиснув губы, сидел, как приговоренный, изливая свое недовольство в чернильных брызгах. Здесь он не мог воспользоваться помощью ни мамы, ни двоюродного брата. Они же ничего не понимают в том, что там кроется, под футлярами. Он один сейчас, Гульельмо Маркони, один бьется за свою находку.

Наконец заявка была все же составлена. Не совсем складно, с излишними несущественными подробностями, но все же заявка. Гульельмо одолел скучное препятствие. Теперь дальше. Что еще требуется?

2 июня 1896 года молодой Маркони в сопровождении адвоката вошел в двери лондонского Патентного бюро. Через час он вышел оттуда, ощупывая в кармане официальную бумагу, по которой он уже значился теперь как «заявитель на изобретение». Бумага приятно топорщилась, толстая, как броня. Она надежно защищала его интересы.

Теперь дальше. Предстояло второе действие на лондонской сцене. «В сфере практического применения», — как выразился адвокат.

— Нужен покровитель, — решительно заявил Дэвис Джемсон. — Ни один изобретатель ничего не может без союза с промышленностью. Вспомните великого Уатта. Что бы он делал со своей паровой машиной, если бы не нашел заводчика Болтона? Идея и предприимчивость должны шагать рука об руку! — заключил он патетически.

— Это значит компаньоны? — спросил Гульельмо.

— Это значит нужные связи, дружок, — поправил Дэвис.

Были определены условия, которым должен удовлетворять такой покровитель. Это должно быть солидное лицо, известное в ученом обществе. Он должен пользоваться доверием деловых кругов. Он должен соблюдать известную деликатность.

Вильям Прис — кто же еще лучше? Пост главного инженера правительственных телеграфов Великобритании достаточно говорил за него. Вильям Прис несомненно обладал тем, что сейчас было нужно.

Но как до него добраться? Такое важное лицо. Захочет ли он даже слушать какого-то приезжего безвестного молодчика?

Дэвис Джемсон вступил тут в свою сферу. Деловые связи, рекомендации… И он нашел в конце концов тот путь, который привел кузена Гульельмо в служебный кабинет главы британских телеграфов.

Чем дольше говорил молодой Маркони, тем серьезней, внимательней становился Прис. О чем думал этот стареющий уже человек с благородной проседью, слушая объяснения юного посетителя? Вероятно, ему нравился смуглый красивый молодой человек, говоривший так энергично и решительно, подкрепляя свои объяснения обворожительной улыбкой. И, конечно, он думал о себе. О своих многолетних опытах, о своих попытках беспроволочной телеграфии, зашедших уже окончательно в тупик. И, вероятно, о неудачах других, о крупных именах, которые также терпели фиаско на том же поприще… А тут является никому не известный не то итальянец, не то англичанин, почти еще мальчик и вдруг выкладывает совершенно неслыханное предложение.

Жизненный опыт призывает Вильяма Приса к большой осмотрительности.

— Хорошо, — сказал он. — Посмотрим, как факты соответствуют словам. Я готов содействовать. Но прежде необходимо провести испытания. Под наблюдением моих служащих.

— Разумеется, сэр, — ответил Маркони.

Проба первая. Один прибор — вибратор — расположен под охраной футляра в здании почтового управления. Другой прибор — приемник — расположен также под охраной футляра в здании Управления сберегательных касс, в километре от первого. Лондонские черепичные крыши с каминными трубами разделяют их друг от друга.

У Маркони не было здесь его обычных помощников — ни старшего брата, ни верных арендаторов из поместья Понтехио. Он все делал сам, не подпуская никого из посторонних к своим приборам, укрывая их неизменно под футлярами.

— Осторожно, вы можете испортить! — кричал он каждому, кто к ним приближался.

Он сам залезал на крышу, чтобы установить антенну.

Сам налаживал приборы и проверял их действие. Единственно, кого он допустил в последний момент, был телеграфист, которому надлежало выстукивать на телеграфном ключе условные сигналы. Больше ни во что ему не разрешалось вмешиваться — требование Маркони.

Так в июльское утро над лондонскими крышами пронеслись волновые сигналы, и Вильям Прис вместе со своими служащими, окружив футляр с приемником Маркони, мог услышать там внутри как бы дробь молоточка, выбивающего ответы на то, что посылал издалека телеграфист. Они разобрали знаки азбуки Морзе.

Молодой изобретатель стоял рядом с выражением как будто полной невозмутимости. «Ну что, убедились?» — говорила его поза.

Но Вильям Прис и тут проявил благоразумную осторожность.

— Поздравляю! — сказал он. — Но могли бы вы провести опыт в более широких масштабах?

— Разумеется, сэр, — почтительно ответил Маркони.

Проба вторая. Еще два месяца ушло на подготовку. Открытая равнина Солсбери, недалеко от Лондона. Аппараты на этот раз размещены по-особому. Вибратор — в маленьком сарае, носящем колониально-романтическое название «бунгало». А приемник смонтирован на армейской ручной тележке. Наблюдают за испытаниями не только чиновники почты и телеграфа, но и представители британской армии и флота. Общее напряженное ожидание. Аппараты по-прежнему накрыты футлярами на замке.

Тележка, окруженная плотной группой штатских и военных экспертов, передвигалась все дальше и дальше по травянистому покрову Солсбери. Каждый раз, через известный промежуток, Маркони властно подавал команду остановиться. Жестом показывал на футляр. И все эксперты, сгрудившись поближе, прислушивались к тому, что там раздавалось под футляром. Незримый молоточек отбивал точки