Я не проявил интереса. Выпив кружку пива, поданного в грубом глиняном кувшине, – слабого, кислого, почти непригодного к употреблению, – я налил себе еще, гадая, как скоро Фиц-Алдельм прознает о моем присутствии при дворе герцога. Пройдет день, от силы седмица, и будущее, которое я заслужил, сохранив Ричарду жизнь, отнимут у меня. Это так нечестно, подумал я, прикладываясь к кружке. Неприятный вкус чувствовался уже не так остро, и я сделал еще глоток. Водя по глине ногтем, забыв обо всем вокруг, я пришел к выводу, что жизнь жестока. Лучше всего пить, пока не забудутся все горести. А завтра будет видно.

Сквозь окутавшую меня пелену несчастья прорезался знакомый язвительный голос. Я поднял глаза. К моему удивлению, из задней комнаты появились Фиц-Алдельм и его оруженосец. Скользнув взглядом мимо них, я увидел низкую койку и голую женщину на ней. У меня внутри все перевернулось при мысли о том, что делала эта парочка. Смеясь над какой-то шуткой, рыцарь и его спутник шагнули через порог и ушли. Мне подумалось: вот он, миг, когда я способен определить свое будущее.

Я встал и направился за ними. На улице я нашел глазами Фиц-Алдельма. Он удалялся, оруженосец держался на шаг позади. Я стиснул кинжал и двинулся было за ними, но потом заколебался. Одно дело – представлять, как вонзаешь нож человеку в спину, совсем другое – совершить это. «Зарежь его, и готово», – твердил голос в голове. «Не могу», – отвечал я. Я не убийца.

Моя рука опустилась. Я наполовину развернулся, и под моей ногой хрустнул осколок горшка или чего-то подобного.

Встревожившись, Фиц-Алдельм крутанулся на месте. В темноте меня нельзя было узнать, но в подобном месте, ночью, едва ли стоит ожидать добра от чужаков. Приказав оруженосцу идти следом, рыцарь выхватил нож и двинулся ко мне.

– Ограбить нас задумал? – вскричал он.

Я отшагнул назад в отчаянной надежде не быть узнанным.

Он подошел слишком близко и мог разглядеть меня. На красивом лице отразилось изумление.

– Руфус!

Я попятился дальше, сообразив: мое присутствие здесь может означать, что я замышлял дурное. Никто, и меньше всех Фиц-Алдельм, не поверит, будто я в самом деле хотел убить его, но не собрался с духом.

Он полоснул ножом. Если бы лезвие коснулось моего тела, сильный боковой удар выпустил бы из меня кишки.

Я снова отступил. За спиной у Фиц-Алдельма маячил оруженосец. Уверенный, что речь идет о жизни и смерти, я выхватил кинжал.

Схватка была ожесточенной. Мы оба крякали от усилия. Я оборонялся, с трудом сдерживая натиск Фиц-Алдельма, но каждый его коварный выпад грозил решить дело раз и навсегда. От его дыхания несло пивом и луком. Оруженосец стал обходить хозяина, чтобы присоединиться к атаке. Вынужденный постоянно отступать, я все больше проникался уверенностью – и страхом, – что независимо от исхода схватки проигравшим буду я.

И тут Фиц-Алдельм поскользнулся. На чем – я так и не узнал, но мгновение назад он надвигался на меня, а в следующее его опорная стопа поехала, и он грохнулся наземь, раскинув ноги. Не на шутку перепугавшись за свою жизнь, я не думая шагнул вперед и ткнул. Рыцарь жутко охнул, глаза его расширились от боли. Я смотрел на клинок, вошедший в грудь по рукоятку, и думал: «Господи, что я наделал?»

Нечленораздельный вопль ярости заставил меня отойти вдоль по переулку. Из темноты выступил оруженосец. Я ощутил острую боль в левой руке. Обезоруженный, так как мой кинжал остался в Фиц-Алдельме, я шагнул назад. Пришел мой черед оступиться. Каблук зацепился за что-то, и я повалился наземь. От падения у меня перехватило дух, я отчаянно барахтался, стараясь встать, прежде чем оруженосец прикончит меня. Я двигался медленно, чересчур медленно.

Как ни странно, я не ощутил взрыва боли от вгрызающегося в плоть ножа. Или удара в лицо, от которого я повалился бы в вонючую грязь. Судорожно вздохнув, я с трудом сел. Там, где стоял оруженосец, виднелся силуэт, слишком маленький, чтобы быть мужским. Я опустил глаза. Поверх тела Фиц-Алдельма лежал еще один труп – его оруженосца.

Внезапно меня осенило. Ужас заполнил меня.

– Рис? – прошептал я.

– Я здесь, сэр. Вы ранены?

Он подскочил ко мне, держа в руке подаренный мной нож.

– Несильно, как мне кажется, – ответил я, ощупывая рану пальцами правой руки. Левый рукав туники был распорот, под ним ощущался неглубокий разрез. – Жить буду.

– Слава богу, – произнес Рис серьезно, совсем как взрослый, и помог мне встать.

Я пнул оруженосца, тот не пошевелился. Потом облизнул палец, сунул ему под ноздри и выждал с двадцать мгновений, но шевеления воздуха не почувствовал. Придавленный им Гай Фиц-Алдельм лежал неподвижно, как статуя. Первым моим чувством была свирепая радость. Вторым – разочарование: все надежды узнать больше о судьбе моей семьи испарились.

– Он мертв? – прошептал Рис.

– Угу, – отозвался я. От осознания последствий убийства голова моя уже пошла кругом.

Рис принял мой ответ за укор.

– Он собирался убить вас, сэр.

– Оба собирались, – произнес я уныло. Никто не поверит, что Фиц-Алдельм и его оруженосец первыми напали на меня, что я убил рыцаря, защищая себя, а Рис спас мою жизнь.

– Идемте, сэр. – Рис потянул меня за рукав.

Слегка ошарашенный, я непонимающе посмотрел на него.

– Тут ни души, сэр. Уйдем сейчас, и никому даже в голову не придет, что мы тут были.

Я огляделся. Дверь в таверну закрыта, на всей улице ни единого лучика света. Завывавший на ближайшей крыше кот наверняка видел нас, но никому ничего не скажет. Надежда шевельнулась у меня в груди.

– Точно, – сказал я и перекатил Фиц-Алдельма, чтобы извлечь мой кинжал. – Уходим отсюда.

По пути назад страх мучил меня на каждом шагу. Не зная местности, мы пару раз заблудились, но сумели добраться до дома купца. Я сорвал с себя перепачканную в крови тунику и закопал на глубину локтя в навозной куче, рядом с конюшней. Рис заявил, что на нем следов крови нет. Оставалось объяснить, почему моя рука замотана в рубаху, а сам я обнажен до пояса.

Господь и все его святые продолжали помогать нам, а может, с учетом содеянного, путь наш торил Люцифер. Для меня не было особой разницы, кто из них вмешался. Рис первым пробрался во двор и вернулся, доложив, что все спят. Парадная дверь оказалась не заперта, караульный дрых на пороге; причина этого становилась ясна, если поглядеть на кувшин у его ног. Наверху в соларе, где было тепло и дымно, стоял такой храп, что дрожали балки.

Разыскав наши одеяла, мы