Шрифт:
Закладка:
Сразу после того, как вышла в свет маленькая историософская монография «Высшие законы в истории Московского государства», можно сказать, раскрыв сигнальный экземпляр, Дмитрий Моисеевич сказал: «Теперь я знаю, какую книгу следовало написать. Надо все переделать».
Суть той, изначальной, «протографической» книги была проста: история России периода второй половины XV–XVII столетий (Московское государство, Московское царство) сосредоточена на социально-экономическом и социально-политическом аспектах. Есть исследования по военному делу и истории войн, есть биографические книги очень высокого уровня. Но очень мало работ, в которых история России указанного периода связана с природной средой: климатом, географией русских земель, удаленностью от морей, малым количеством полезных ископаемых и вместе с тем наличием больших полноводных рек, крупных озер, значительных лесных массивов. Историческую традицию и государственный строй Московское государство унаследовало от Владимирской Руси, а вот своеобразие придал ему именно природный ландшафт, и он же создал почву для стремления России к быстрому расширению. В XIX веке В.О. Ключевский заметил, что история России – это история страны, которая «колонизируется». Однако впоследствии разработка темы, намеченной Ключевским, получила слабое развитие, в XX и XXI столетиях исследователи уделяли ей мало внимания. Законы взаимосвязи между природно-географической средой и обществом, которое внутри ее развивается, оказались фактически «невидимыми» для историков.
И напрасно! Названное направление имело шанс превратиться в одно из магистральных в исследованиях по истории России. Впрочем, возможно, это еще произойдет. Вне географического контекста не видно своего рода политического чуда в судьбе средневековой Руси: невеликая Московская Русь с ее слабыми демографическими ресурсами превратилась в мировую державу. Именно географическая среда коренной «европейской» Руси способствовала тому, чтобы в XVI–XVII веках чрезвычайно быстро были колонизированы Русский Север, Урал и Сибирь. В новом варианте книги мощно звучит христианский аспект русской цивилизации, а также контекст государственного строя, в рамках которого власть самодержца «толкается» то с властью родового аристократа, то с властью приказного дьяка.
Насколько я помню, Дмитрий Моисеевич всегда и неизменно был до предела загружен работой, позволявшей семье выжить, – при полном нежелании ее главы адаптироваться в нашем социуме к тому, с чем не соглашалась его совесть. А на дворе стояли девяностые, время самое тяжелое для честного, совестливого историка. Приходилось браться за все, что давало драгоценные копейки. Поэтому времени на доработку книги катастрофически не хватало, дело двигалось крайне медленно. Между тем в 1998-м у Д.М. Михайловича вышел сборник «Вольные историософские этюды», вслед за ним – десяток интересных статей и иных публикаций, которые сам автор считал важными, значимыми. Подготовка их к печати также отбирала и время, и силы.
Впоследствии к бешеному ритму работы добавилась тяжелая сердечная болезнь, с которой Дмитрий Моисеевич боролся на протяжении тринадцати лет и которая все-таки свела его в могилу.
Материалы постепенно накапливались и добавлялись к изначальному тексту, а сам этот текст прошел несколько волн тотального редактирования. Итог: к началу 2020 года монография, какой хотел ее видеть Дмитрий Моисеевич, была готова процентов на семьдесят. А здоровье отказало ему совершенно.
Тогда он обратился ко мне, в какой-то степени ученику своему, с просьбой, почти что приказом: «Доработать. Добавить своего там, где я чего-то не додумал, недоформулировал. И пускай выйдет под двумя фамилиями. Если будет достойно сделано, я на том свете не обижусь. Только не бросать!»
После кончины Дмитрия Моисеевича, последовавшей 2 мая, его вдова передала мне архив. Я разобрал бумаги, разобрал файлы, кое-что законченное опубликовал в Сети и в бумажных журналах. А затем необычайно быстро, всего за несколько месяцев, завершил доработку этой книги. В конце концов, у меня на руках оказались планы покойного, мы много раз обсуждали логику работы, и, помимо прочего, мне всегда импонировал вольный стиль его изложения. По большому счету, мой собственный вырос из нескольких драгоценных советов Дмитрия Моисеевича.
В результате моего текста в этой книге не более четверти.
Что ж, надеюсь, достойный вышел памятник интеллектуальной честности, внутренней свободе и принципиальному нонконформизму выдающегося русского историка-христианина Дмитрия Моисеевича Михайловича.
Д.М. Володихин
Памяти Дмитрия Моисеевича Михайловича (2.08.1959—2.05.2020)
Дмитрий Моисеевич родился в городе Глубокое Витебской области. Тогда это была Белорусская ССР, а ныне – территория независимой Белоруссии. Отец, Моисей Львович Михайлович, – белорус, инженер, рано умерший; мать, Ольга Васильевна Замыцкая – русская, литературный критик, историк литературы. После смерти супруга она переехала к родне в Москву. Это произошло в 1963 году, сыну тогда едва исполнилось четыре года.
В литературе о Михайловиче порой встречается иная дата его рождения, а именно 1961 год. Это не ошибка, это сознательная мистификация: он был по характеру своему ироничным мистификатором. Желая снискать благорасположение дамы, которая писала предисловие к его сборнику «Вольные историософские этюды», историк назвал дату рождения, омолаживающую его на два года. В послесловии к первой своей монографии он сказал: «Я, как и очень значительная часть моего поколения, втайне мечтал о монашестве», – хотя мечтал Дмитрий Моисеевич о счастливом браке, семье, детях; и, пока не нашел себе супругу по сердцу, делился с нами, своими учениками и товарищами, планами, мечтами, упованиями в этой сфере. Наконец, в эссе «Резерв человечества: краткая реплика в защиту доводов А.Г. Дугина» (1998) он даже назвал себя «крещеным евреем», хотя евреем никогда не был.
«Библейские» имена самого Д.М. Михайловича, так и его предков, объясняются их принадлежностью к старообрядческой общине поморского беспоповского толка, где любили для крещения младенца брать из святцев пышную старину. Прадед историка Федор Ильич и дед его Лев Федорович состояли в этой общине прочно, держались своего согласия бескомпромиссно, а вот отец Моисей Львович, разочаровавшись, еще молодым человеком перешел в единоверие. Сам Д.М. Михайлович был воспитан матерью в единоверии, но, достигнув тридцатилетнего возраста, сознательно покинул единоверие, перейдя в общеупотребительный обряд патриаршей церкви. Никогда об этом не вспоминал с сомнением и, насколько я помню, говаривал, что не жалеет о сделанном выборе, считает его правильным.
В 1976 году он окончил среднюю школу, подал документы на исторический факультет МГУ, но не поступил, баллов не хватило. Что ж, отслужил три года на флоте (на Черном море) и уже со второй попытки все-таки попал в вуз: поступил на исторический факультет[23] Московского областного педагогического института имени Н.К. Крупской (1979).
