– Ещё опаснее, – сказал он ровным голосом, но я отчетливо ощутил в нем холодное предупреждение, – поспешить и сорваться в пропасть. Мир изменился, Константин Васильевич! Это раньше можно было сорваться в пропасть, а потом подняться. Сейчас всё, каждый шаг решающ.

– У вас богатый опыт и возможности, – сказал я. – Надо действовать быстро, а вы сможете помочь, чтобы получилось без ошибок.

Он подумал, глядя на меня изучающе.

– Сможем. Это обещаю. Но и вы должны придерживаться наших… рекомендаций. Уже потому, что у нас есть опыт в политике, а у вас, не обижайтесь, ни опыта, ни выстроенной политики. Ваша программа, извините, больше похожа на детские мечтания. Как у декабристов, что решили слабыми ручонками свалить могучую Российскую империю.

Я примирительно улыбнулся.

– В их рядах не было снаппера.

Он кивнул.

– Снаппер безбашенным сыграет на руку… уже сыграл, что и тревожит.

Я сказал так же мирно:

– Среди худых умных значительно больше, чем среди толстых. Будем надеяться на лучшее.

Он остро взглянул на меня, поднялся.

– Господин президент, в вашем лексиконе не должно быть слова «надеяться». Держите связь, сообщайте о каждом шаге. Я подстрахую.

Он поднялся, я тоже встал и протянул руку.

– Спасибо за Саблина.

Он позволил себе некое подобие улыбки.

– Это моя правая рука.

– Майор? – уточнил я.

Он улыбнулся одними глазами, у них какие-то свои тайны, мы обменялись нейтральным рукопожатием, и он отбыл. Я проводил его взглядом, сердце колотится, словно после встречи с тигром в тайге.

Конечно, у него полнейшее досье на меня, мою партию и всех членов, но, похоже, пока что не решил как к нам относиться в ситуации, если большинство моих членов в той или иной мере войдут в правительство. Одно дело крохотная партия прекраснодушных мечтателей, другое – когда власть падает в их дрожащие руки.

«Держите связь», ишь, сказанул. Как будто каждое наше слово и движение минуют его ведомство.

Я поднялся на ноги, подошел к окну. Отсюда прекрасный вид на Москву-реку и великолепный центр города, цветущий, технологичный и роскошный. Как будто сцена из фильма о будущем, сколько ни смотрел их, как и длинных сериалов, все о том, как мир разделился на богатых и бедных, в новой интерпретации на Верхних и Низших. Вверху тупые и богатые, а внизу – все благородные, хоть и нищие умники. И конечно, такое возможно только при тоталитарном строе.

И в любом сериале находится герой из самого низа, поднимает угнетенных бомжей и наркоманов, красиво свергает зажравшихся Верхних. Ну, социальный заказ отработали, хотя понятно же, что тоталитарная власть не допустит, чтобы хоть один из умников остался в самом низу социальной лестницы. Его обязательно поднимут, помоют, выкажут уважение и дадут возможность прекрасной работы на благо общества.

Пока нет ни одного фильма, что на самом деле, когда начнется это разделение, а оно придет непременно, то внизу окажутся ленивые дураки, а вверху самые умные и талантливые, что не захотят делиться властью с тупыми и ленивыми, потому что те потребуют только хлеба и зрелищ, ведь новейшие технологии с легкостью могут завалить таким примитивным щастем.

Потому несмотря на всё это давление СМИ и кинематографа, что обслуживают интересы простого и даже очень-очень простого народа, даже простейшего, мы обязаны строить общество меритократии. Несмотря ни на какое давление.

И пусть нас обвиняют в жестокости, черствости, но будем и дальше спасать бездомных собачек и попавших в прорубь оленей, а вот у человека с момента рождения были все права и возможности, как стать великим ученым, миллиардером или даже спортсменом, простите за ругательство, но если он вместо этого опустился на дно и ширяется наркотой, то это его выбор.

Демократия – это прошлый век. На смену идет меритократия – власть достойных, власть умных, власть стремящихся к прогрессу, а не к удовлетворению примитивных потребностей тела.

На экране, что на моем столе, появилось милое лицо Елены Антоновны, да ладно, буду звать просто Леной или Маковеей, по возрасту она мне во внучки, проговорила быстро:

– Заседание кризисного кабинета состоится в Голубом зале, если вы не против. Он больше всего подходит.

Я не стал спрашивать, по каким параметрам подходит, увижу, кивнул.

– Спасибо. Когда соберутся?

– Самые поздние через час, Остальные раньше. Я приду за вами.

Экран погас, девочка дает мне время поработать,

Экран вспыхнул, на нем лицо Маковеи, она сразу же сказала быстро:

– Господин президент, к вам министр финансов Корсунский. И тут же рядом с его портретом данные: когда и где родится, чем занимался, какие достижения…

Я буркнул:

– Пропустите.

Через минуту дверь распахнулась, неспешно вошел среднего роста поджарый мужчина, я бы назвал его юношей, если бы в справке не было сказано, что ему пятьдесят один год, явно ЗОЖовец, ни намека на пузо, хорошо одет, держится с достоинством.

Да, его имя было на слуху и тогда, когда снаппер ещё не начал свою жатву. Министр финансов по прозвищу «Виртуоз», прозвище неоднозначное, одно дело виртуоз Паганини, там всё понятно, свободный скрипач, другое дело – министр финансов, у которого свободы не больше, чем у любого винтика сложного механизма.

Сейчас он спокойно, не дожидаясь моего приглашения, прошел через кабинет не к стулу, а к дивану, сел посредине, откинувшись на спинку, закинул ногу на ногу, да не просто по-русски, а как стало модно со времен Рейгана, лодыжкой левой ноги на колено правой, двубортный пиджак расстегнут, открывая во всю длину безукоризненный галстук цвета расплавленного золота, руку закинул на спинку дивана, на лице выражение человека, схватывающего всю ситуацию разом, где видит все ходы и выходы.

Я смотрел с любопытством, он как будто нарочито старается вызвать у меня чувство неприязни.

– Слушаю вас, – сказал я ровным голосом.

– Господин президент, – произнес он, как мне показалось, с некоторым пренебрежением. – Я читал вашу программу…

Я покачал головой.

– Я ещё не выступал ни с какой программой.

– Программу трансгуманизма, – пояснил он. – Там у вас всё внимание к большим датацентрам, а ещё глупейшая идея строить суперкомпьютер на окраине Москвы…. Так вот сразу сообщаю, ни