порожденные ее больным воображением, и вовсе останутся просто фантазиями.

5

Солнце только начало подниматься над горизонтом, а я уже бежала через тоннель, ведущий в Трою, стискивая зубы от боли в ребрах. Когда я приблизилась к дворцу, навстречу мне вышла Кассандра в сопровождении Майры. Лицо женщины оставалось невозмутимым. Была ли она рада видеть свою подругу? Но она точно не казалась хоть сколько-нибудь удивленной. Я пожелала ей доброго утра.

Она указала на покосившийся дом на противоположной стороне площади.

– Сейчас заплачет ребенок.

Нет, не заплачет, а если и заплачет, то в другом доме.

В этот миг из того самого дома донесся детский плач. Ну и что, младенцы часто плачут.

Кассандра махнула рукой в сторону двух плит из тех, что покрывали всю площадь.

– Черная гадюка вот-вот выползет из трещины, и ты убьешь ее прежде, чем она причинит вред Майре.

Я даже не потянулась за своим ножом. Так близко от места, где живут люди, не могло быть никаких змей – троянцы давно бы от них избавились.

Майра залаяла и бросилась к трещине. Появилась змея. Гончая бросилась на нее. Я выхватила нож и метким броском отсекла твари голову. Майра остановилась, чтобы обнюхать тело.

– Спасибо. – Кассандра погладила любимицу, радостно виляющую хвостом, хотя от твари избавилась я, а не она.

– У тебя что, нет ножа?

– Только для еды. В качестве оружия он не годится, но я бы осталась внутри, если бы не знала, что ты будешь здесь.

И как только она умудрилась прожить так долго? Она не могла знать, что я приду, потому что только вчера вечером Пен разрешила мне это сделать. Зачем она пытается убедить меня, что видит будущее?

– Идем. Ты можешь попробовать нашу еду и хлеб. – Она улыбнулась. – Еду, которая нас порабощает. – Ее это явно забавляло.

Я заступилась за наши убеждения.

– Земледельцы привязаны к своей земле так же, как их волы привязаны к плугу.

Кассандра только повторила:

– Идем.

Я тяжело сглотнула, борясь со страхом. Ворота в Трою были самым замкнутым помещением, в котором я прежде бывала.

Мы вошли в коридор, вдоль которого возвышались мраморные колонны. Кассандра назвала его «колоннадой». Заметив впереди солнечный свет, я только стиснула зубы.

Цвета радовали глаз: мрамор переливался бледными оттенками розового и коричневого; пол был выложен пастельно-зелеными, бронзовыми и голубыми плитками. Здесь не было мягких ковров, которыми мы застили днища наших повозок, и было отлично слышно, как шлепают по твердому полу сандалии Кассандры, как постукивают когти Майры, и только я в своих войлочных сапогах ступала почти беззвучно. Амазонки умели скрывать свое присутствие.

В колоннаде не было никого кроме нас и еще одного человека впереди, спешащего куда-то по своим делам.

Впереди и слева звучали мужские голоса, сверху доносились женские.

За третьей колонной, прежде чем мы достигли солнечного света, Кассандра свернула направо. Там начиналась лестница, поднимавшаяся выше моей головы, затем круто поворачивающая и идущая еще дальше.

– Приготовься, Рин. – Кассандра остановилась на третьей ступеньке. – То, что ты сейчас увидишь, заставит тебя подумать о бегстве.

Мои уши так и вспыхнули от подступившего гнева.

– Однажды за мной гнался лев. Думаешь, меня так легко напугать?

– Этим – да. – Она продолжила подъем.

Я последовала за ней, женские голоса становились все громче.

Кассандра была права, я действительно боялась. Откуда она так хорошо меня знала?

Сжав кулаки, я усилием воли заставила себя поставить ногу на следующую ступеньку, затем на следующую. Приглушенные разговоры тяжелым эхом отдавались у меня в ушах.

Стоило мне подняться достаточно высоко, чтобы увидеть их, сердце ударилось о грудную клетку, словно пытаясь выскочить наружу.

Голоса тут же стихли. Все замерли, глядя на нас.

Слишком много незнакомцев! Много, слишком много!

Позже я узнала, что на меня смотрело около шестидесяти женщин, а не все шестьсот, как мне тогда показалось. Большинство из них были женами многочисленных братьев Кассандры и их прислугой. Были среди них и вдовы, а также те сестры моей новой подруги, что еще не вышли замуж. Я не сразу это поняла, но все они расположились вдоль балкона, сидя или стоя рядом с деревянными рамами – ткацкими станками, как мне позже сказали.

Они работали при солнечном свете, который косо падал с открытого неба над внутренним двориком внизу. Спасибо тебе, Кибела, за ясное небо сегодня. Ноги у меня дрожали.

– Это Рин, царевна амазонок, – объявила Кассандра, поднявшись на последнюю ступеньку.

Я последовала за ней, Майра уже убежала куда-то вперед.

– Рин, – сказала царевна, не оборачиваясь, – мы считаем себя цивилизованными, потому что завтракаем не раньше, чем поднимется солнце. Скоро принесут еду. Одна из слуг споткнется на лестнице, но ничего не уронит.

Я была уверена, что никто не споткнется.

Резкий голос со мной согласился.

– Они слишком боятся гнева повара, чтобы падать. Еще одно абсурдное предсказание.

Мне хотелось вступиться за подругу, хоть та и была неправа, но я понятия не имела, кто именно это сказал. Их было так много!

К нам подошла статная женщина.

– Добро пожаловать, царевна Рин. Я рада, что ты здесь. – Она тепло улыбнулась, и я почувствовала, что мне здесь действительно рады.

Запинаясь, я ответила, что это взаимно.

– Это моя мать, царица Гекуба. Каждого, кому нет двадцати, она считает своим ребенком.

Я улыбнулась царице, потому что хотя бы это мне было понятно. В нашем племени каждая взрослая женщина относилась ко всем девочкам как к своим собственным детям.

Гекуба была одного роста со своей дочерью, и кожа у них была одного смуглого оттенка. Вот только если волосы Кассандры в беспорядке падали ей на плечи, черные локоны царицы удерживала сетка, усеянная блестящими серебряными бусинами.

– Пожалуйста, не волнуйся о слугах, – попросила Гекуба. – Они твердо стоят на ногах.

Похоже, никто не относился к предсказаниям моей подруги всерьез. Я радовалась, что большинство троянцев оказалось в своем уме, ведь иначе сражаться на их стороне было бы слишком рискованно. Но мне было жаль Кассандру, которой не верил никто, включая меня.

Царица обняла Кассандру за плечи.

– Рин, ты с самой славной из моих дочерей.

Кассандра прижалась к матери, и ее лицо приобрело умиротворенное выражение, которое я прежде ни разу не видела.

– Мои родители добры.

– Мне пора возвращаться к работе. – И, извинившись, она нас оставила.

Кассандра провела меня мимо двух деревянных рам, на одной были вертикально натянуты нити, соединенные сверху тонкой полоской ткани, на другой ткани явно было больше – примерно в половину высоты.

Свернув, мы двинулись по