— Папочка, — нежно сказала она.

Массимо попрощался, избегая взгляда Франчески. Они ушли наслаждаться жизнью. Без караулящих за каждым углом чудовищ. Без пропавших без вести девочек.

Или все было не так? Может, Анджеле так не хотелось расставаться с матерью, что она даже немного поплакала? А Эмма испустила один из своих истерических воплей? И Массимо ушел очень грустный, с виноватым видом, но ведь он пообещал?..

Она не знала. С трудом встала с кровати. Закрыла все окна. Опустила жалюзи. Попила воды, правда, губы остались сухими, как и горло. Залезла под одеяло. Попыталась представить счастливый, свободный от чудовищ мир, который должна была открыть для себя маленькая девочка из «Подруги-темноты», но так кружилась голова, что Франческа ничего не увидела. Снаружи светило солнце. Дождь прекратился. Должно быть, на улице стало тепло, приятно тепло, освежающе. Но тут, в комнате, было холодно, так холодно! И дом сказал: «Теперь ты и правда одна».

В субботу днем Франческа наконец пришла в себя. Зазвонил телефон. Она попыталась поднять голову. Голова больше не кружилась. Она прикоснулась пальцами ко лбу. Кажется, едва теплый. Мобильник продолжал звонить. Она взяла его. Номер Массимо.

— Привет, Фра, как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Лучше, намного лучше, а вы как, как дела, развлекаетесь?

Потом Анджела захотела рассказать ей, как интересно гостить у бабушки с дедушкой: «Не хватает только тебя-а-а», и Психо завопила, когда услышала ее голос:

— Палец! Папочка?

Когда Франческа положила трубку, дом сказал: «Они веселятся без тебя. Ты разрываешься ради них, а им на тебя плевать». Она ответила: «Я не знаю, что мне делать. Что думать». Дом поднял жалюзи: «Иди погуляй, ты не можешь всю жизнь просидеть взаперти».

«Но я больна».

«Ты выздоровела».

«Что, если у меня все еще небольшая температура?»

«У тебя ее нет».

«Разве я не должна отдохнуть?»

«Иди», — приказал дом и включил душ.

Франческа разделась, ступила в душевую кабинку, и струи горячей воды приободрили ее. Выйдя, она задержалась перед зеркалом. Возможно, все не так уж и плохо. Кроме того, ей всего тридцать пять.

Она вытиралась, глядя на свое отражение: лицо, шея, грудь, живот. Это ее тело, оно живое и теплое. Телефон зазвонил снова, еле слышно, словно из другого измерения. Она не собиралась отвечать — и был ли звонок? — ей просто нужно было побыть в этом мире, оставаться красивой, принимать душ, дышать и… Что, если кто-то звонит ей, чтобы рассказать о Терезе? Что, если что-то случилось с ее дочерьми? Она выбежала из ванной голая, мокрая, схватила очки и телефон, посмотрела на экран. Тереза? Анджела? Эмма?

Это оказался отец. Сердце все еще бешено колотилось. Она глубоко вздохнула. Попыталась найти верный тон.

В последнее время отец звонил ей чаще обычного, и она отвечала, что все хорошо, ему не о чем беспокоиться, что все в порядке, девочки тоже. «Уверена? — спрашивал он. — Просто я чувствую, что все не совсем хорошо, но не критично, иначе я бы уже приехал. Но если хочешь, я все равно приеду». Нет-нет, я уверена, папа. И он с легкой душой вешал трубку.

Она снова посмотрела на телефон — сердцебиение унялось, разум прояснился, и тело, которое она ощущала таким близким, таким своим всего мгновение назад. снова стало далеким — и застыла так. пока не прекратились звонки. Ей хотелось выйти на улицу. а не разговаривать. Уйти прямо сейчас. И долго ходить по улицам.

12

Она гуляла, как казалось, уже несколько часов. Сначала долго пробивалась сквозь поток людей перед воротами и на ближайших улицах, потом стало гораздо легче. А вот куда это она забрела?

После града и прохлады пришла удушливая жара.

Был уже поздний вечер — часов девять, Франческа не смотрела на телефон, — а совершенно нечем дышать. Она огляделась и, рассматривая лачуги с крышами из листового железа и изъеденными непогодой стенами, поняла, что оказалась за границей жилого района своего квартала (моего квартала?). Вдалеке завыла собака. Небо раздулось от жары, свинцово-серое марево скрывало черноту ночи. Звезд не видно. Вокруг ничего, кроме лачуг, гор мусора и неухоженной растительности. На этом бесконечном пространстве —4 по крайней мере, так ей казалось, когда она щурилась в темноту, — если полиция ошиблась, Тереза могла потеряться. Пораниться. Оказаться в ловушке. Сейчас, в эту самую минуту, подвергаться истязаниям. Тереза могла уме… Заткнись.

Неужели она пришла сюда в трансе, не видя, куда идет? И потерялась. Возможно, провалы в памяти вернулись? Она сходит с ума? Она уже сошла с ума?

Франческа крутанулась вокруг своей оси, узкая тропинка пробивалась между деревьями и кустами, дальше растворяясь в пустоте. Кто угодно мог подкрасться к ней со спины. Если она закричит, никто ее не услышит. Что, черт возьми, она наделала! Она вытащила телефон, чтобы вызвать такси. Экран был черным как ночь, как небо, и не подавал признаков жизни. Что-то зашелестело в кустах: животное, ветер или человек?

Приближается.

За низкой стеной блеснули глаза. Кровь застыла в жилах.

— Кто там? — сказала она, и глаза исчезли и снова появились, и что-то небольшое, о чьих очертаниях во тьме ночи можно было только догадываться, шумно бросилось прочь, сперва споткнулось, а потом побежало все быстрее и быстрее, прочь. Какая-то птица забранилась, закричала, зашумела в ветвях. Франческа поворачивалась лицом ко всем звукам, которые слышала, к чудовищу, схватившему Терезу, — неизвестно, правда ли она там, где ее ищет полиция, в сотнях километров отсюда, или она здесь, сейчас, и ее… схватили, сожрали, ее и ее дочерей, подожгли, выпотрошили кошку. («Кошк-к-ку», — сказала Франческа, и ее зубы застучали от невыносимого ужаса,) — и причинили боль Терезе. Кто знает, что за ужасы сотворили с малышкой Терезой, а теперь пришли за ней. Что-то скрипнуло под ногами. Звук шагов. Шорох листьев. Тьма. Она побежала.

Она знала, что это не ее разыгравшееся воображение, что это все взаправду. Кто-то бежал за ней.

Гнался. Больше она ни о чем не думала. Куда она бежала, кто за ней гнался? Она бежала изо всех сил, мимо деревьев и кустов, мимо переполненных мусорных баков, мимо рядов металлических листов. Неслась в темноте в поисках света, молясь — пожалуйста, Боже, пожалуйста, пожалуйста, — чтобы преследователь не догнал ее. Но звуки быстрых тяжелых шагов звучали все громче. Она вся покрылась мурашками. Сердце колотилось так, что того и гляди выскочит.