Только Ривер и Лэндон, занимающие место рядом со мной.

Но я отмахиваюсь от этой мысли.

Мы должны найти Эйприл.

— Вы хотите, чтобы я заплатила вам за бензин? — Выпаливаю я, и они оба поворачиваются, чтобы посмотреть на меня.

Мы все трое стоим в неловком молчании, пока Ривер не обретает дар речи.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — он требует ответа, нахмурив брови.

— Вы проделали весь этот путь и так много сделали для меня, — говорю я. — И бензин не дешевый. Я могла бы заплатить…

Выражение лица Лэндона совпадает с выражением лица Ривера. — Скайлар, я говорю это настолько уважительно, насколько могу, но никогда больше не спрашивай нас об этом, — говорит он.

— Мы сами можем платить за бензин, — добавляет Ривер, ища мой взгляд. — Зачем тебе… — Затем на его лице появляется понимание.

— Кто-нибудь когда-нибудь просил у тебя денег на бензин? — Добавляет Лэндон.

Мое молчание — это единственный ответ, который им нужен.

Джейсон ненавидел ходить в гости. Он сказал, что я живу слишком далеко и может приехать, только если дам ему денег на бензин.

Или если бы у меня была Течка.

— К черту это, — добавляет Ривер, роясь в своем бумажнике. Он достает карточку и вкладывает ее мне в руку. — Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, — говорит он.

Я в шоке смотрю на кредитную карточку. — Что? Тебе не обязательно…

— Ты живешь одна, и случается всякое дерьмо, — огрызается Ривер. — Мы не можем бывать здесь так часто, как хотелось бы. Держись за это. Используй ее.

Я ошарашенно смотрю на него. — Ты не можешь говорить это всерьез, — говорю я. — Я более чем способна сама зарабатывать деньги…

— Скайлар, пожалуйста, — настаивает Лэндон. — Он прав. Мы не можем быть здесь все время. Позволь нам позаботиться о тебе, милая.

Моя внутренняя Омега в восторге делает десять сальто назад.

Я никогда не собираюсь ею пользоваться. Но именно стоящее за этим намерение заставляет мое сердце замирать.

Я киваю. — Хорошо, — шепчу я. — Спасибо вам.

Лэндон одаривает меня улыбкой. — А теперь иди сюда, — говорит он. — Нам нужно многое обсудить.

Я стою с ними за кухонным столом до позднего вечера, отвечая на вопросы и обсуждая их выводы.

Надежда вновь разгорается в моей груди.

Я скучаю по тебе, Эйприл.

Но я найду тебя.

27

ВИНСЕНТ

В баре тихо в среду вечером. Он такой же безрадостный, каким я его помню, а дешевые стойки покрыты пятнами от многолетнего использования. Мой не слишком впечатляющий бокал хорошего виски остается нетронутым, пока я осматриваюсь по сторонам.

Все как в старые добрые времена.

Я не был здесь целую вечность.

— Привет, старина, — ворчит чей-то голос, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Ривера в его поношенной коричневой кожаной куртке и рваных джинсах. Под его глазами больше темных кругов, как я помню в последний раз.

Я думал, что хуже он выглядеть не может.

— Ты выглядишь так, словно постарел лет на десять, — бормочу я в ответ. Последний раз, когда мы виделись, закончился не очень хорошо, и мне не нужно, чтобы он уже начинал нести чушь.

Я старше его на двенадцать лет, но мне не нужно об этом напоминать.

Мне, блядь, сорок четыре года.

— А ты — воплощение здоровья, — огрызается он в ответ, и я вздыхаю.

Несмотря на то, что я был затворником, я не перестал вымещать свое разочарование в спортзале. Но у меня вошло в привычку пить кофе и энергетические напитки без особого аппетита к еде.

Я перенял привычки Ривера, за которые когда-то срал его.

— Какого хрена ты здесь делаешь? У меня нет времени на твою чушь, — говорю я, когда он садится на стул рядом со мной.

— Из того, что я слышал, у тебя есть все время в мире, — возражает он, прищурив глаза.

— Нет, придурок, у меня нет времени на тебя, — говорю я, барабаня пальцами по барной стойке. — Я дал Лэндону две минуты. У тебя есть одна.

— Придурок, — бормочет он себе под нос. — Прекрасно. Нам нужна твоя помощь. Я уверен, что он тебе это сказал.

Я киваю. — Да. Какая-то Омега в Айлтоне. Лэндон сказал, что я могу помочь подергать за ниточки.

Глаза Ривера сужаются. — Она не просто какая-то Омега, — огрызается он, и мои глаза слегка расширяются.

— Вау. Значит, ты у нее тоже есть, да? Вы с Лэндоном интересуетесь одной и той же девушкой? Что изменилось? Ты теперь не работаешь по шестнадцать часов в сутки?

Он фыркает и ерзает на стуле. Он закусывает губу, и я могу сказать, что он хочет в чем-то признаться.

Раньше, когда мы еще были партнерами, я мог критиковать его за его дерьмовость. Но теперь динамика изменилась, и мой слегка искривленный нос после того, как он ударил меня, показывает, насколько сильно.

— Пошел ты, ладно? — Восклицает Ривер, хлопая рукой по стойке, заставляя нескольких посетителей повернуть головы в нашу сторону. — Я не хотел быть здесь. Я не хочу с тобой разговаривать, не говоря уже о том, чтобы смотреть на твою гребаную физиономию. Я делаю это для нее. Так ты поможешь или нет?

Я слегка ошеломлен. Ривер почти поклялся отказаться от каких-либо отношений или чувств к кому бы то ни было, и теперь он встречается со мной, чтобы попросить об одолжении.

Интересно, какой горькой показалась на вкус его гордость, когда он проглотил ее.

— Расскажи мне об этом подробнее, — наконец говорю я.

— Ее лучшая подруга пропала, ясно? И у нас недостаточно времени из-за всех этих передозировок O , чтобы приложить необходимые усилия.

О.

Неудивительно, что Ривер не хочет быть здесь.

— Послушай, после всего, что произошло, я знаю, ты не хочешь этого делать, но…

Я невесело усмехаюсь и качаю головой. — Ты гребаный идиот. Иди домой.

Ноздри Ривера раздуваются, и я готовлюсь к драке.

— В полиции Айлтона есть один детектив. Один, и они заняты O делами. Нам много не нужно. Просто посмотри, что у нас есть, поговори с ней один раз…

— Ты, блядь, не в своем уме, если думаешь, что я работаю над делом о пропавших людях, — говорю я низким голосом. — Оставь меня, блядь, в покое.

Его глаза сужаются. — Блядь, ты можешь просто, блядь, послушать секунду? Причина, по которой мы спрашиваем, заключается в том, что ты лучший частный детектив, которого мы знаем. Ты специализировался на пропавших людях! У тебя больше контактов..

— Нет. Отвали.

— Черт возьми, Винс. Ты не можешь позволить этому дерьму преследовать тебя вечно. Мы остались,