— Дедушка не велел за ним ходить, — прошептал Робин.

Дачесс только приложила палец к губам.

В полу оказался люк. Хэл открыл его и полез в подземелье. Вернулся он с ружьем на плече и с жестяной коробкой в руках.

Дачесс шагнула вплотную к брату.

— Это «Спрингфилд» образца тыща девятьсот одиннадцатого года. Магазинная винтовка. Легкая по весу и простая в применении. Фермеру без оружия никак нельзя. Нынче стреляли охотники — обычное дело в наших краях, так что привыкайте. Не надо бояться.

Хэл опустился на колени и протянул винтовку им обоим. Робин попятился, спрятался за ногу Дачесс.

— Она не заряжена и вообще стоит на предохранителе.

Не менее минуты прошло, прежде чем Дачесс решилась взять винтовку. Ишь, холодная какая… И тяжеленная — а Хэл говорит, легкая по весу…

С опаской она рассматривала оружие. Робин приблизился, провел пальчиком по прикладу.

— Попробуешь, Дачесс?

Еще один взгляд на винтовку. Образ матери с простреленной грудью. Мысль о Винсенте Кинге.

— Да.

Вслед за Хэлом они двинулись через поле. Колосья были низенькие, Дачесс до лодыжек еле доставали. Оказалось, Хэл ведет их к кедрам, этим лестницам в небо. Точнее, к одному конкретному кедру.

Ствол — шире их с Робином, вместе взятых; аккуратные одинаковые дырочки на коре образуют нечто вроде схемы. Иглы давно пожелтели и осыпались, мертвые сучья на земле затянуло зеленым мхом. Мох подбирается и к лужицам меж корней, блестящим, ибо в них отражены небеса.

Хэл отвел Дачесс и Робина на пятьдесят шагов, достал из коробочки четыре патрона, продемонстрировал внукам пустой патронник и процесс зарядки. Кратко рассказал о предохранителе и мушке, о том, как правильно держать винтовку обеими руками и о том, что дыхание должно быть ровным. Затем протянул им по паре наушников.

От первого выстрела Хэла Робин подпрыгнул и бросился бы наутек, если б Дачесс не поймала его. На второй выстрел отреагировал так же. Третий и четвертый встретил чуть спокойнее.

Теперь, под руководством Хэла, заряжала Дачесс. Каждый патрон брала в руки осторожно, как Хэл наставлял; а сердце прыгало, а память уносила в то страшное утро. Уок и другие копы; Робин; черно-желтая лента, журналистский автомобиль, шум и гвалт.

Шесть раз кряду она промазала. Отдергивала руку при отдаче, забывала упереться ногой. Робин осмелел. Правда, все еще цеплялся за Хэла, зато перестал отворачиваться.

Дачесс зарядила винтовку. На сей раз с ней были только лесные шорохи. Никаких подсказок Хэла. Он помалкивал — пускай Дачесс сама разбирается.

Она попала — правда, задела кедр с краю, отстрелила кусок коры.

Когда ей удалось всадить две пули подряд в самую середку, Робин закричал и захлопал в ладоши, а Хэл сказал:

— Ты способная.

Дачесс поспешно отвернулась, чтобы он не увидел ее торжествующей полуулыбки.

Она заряжала и стреляла, заряжала и стреляла; пули попадали в центр ствола, иногда — чуть выше или чуть ниже. Хэл отвел ее еще на двадцать шагов, и всё началось сначала. Угол прицеливания, стрельба с колена и из положения лежа. Главное — никаких человеческих чувств, потому что где адреналин — там меткости не жди.

Вечером, когда они возвращались домой, когда были на подступах к ранчо, Робин вырвался вперед. По своим дорогим птичкам соскучился, по курочкам, в смысле. Каждое утро он сам собирал яйца, ни с кем это задание не делил и, казалось, только ради него и жил.

Солнце садилось. Дневную яркость пейзажа еще не сменила категоричность вечерних теней, однако жара была уже обречена, заодно с самим летом. Хэл сказал, что осень в Монтане ошеломительно прекрасна.

Серая кобыла рысью припустила навстречу, и Дачесс прильнула к ней, погладила крутую шею.

— Ты пришлась ей по нраву, — обронил Хэл. — А она ведь у меня дикарка.

Дачесс не отозвалась — нельзя распылять внутренний огонь, что дает ей силы для каждого нового дня.

Тем вечером она поела. Правда, в одиночестве, и не за столом в кухне, а на крыльце. Послышался смех — что-то сказанное Робином Хэл нашел очень забавным. Живот свело спазмом. Именно в такие моменты на Дачесс накатывало горе, тащило обратно в Кейп-Хейвен. Старик смеется, старик способен улыбаться после всего, что пережили родные внуки! И Робин с ним заодно.

Дачесс вошла в дом, открыла буфет, достала с верхней полки бутылку «Джим Бим».

Возле водоема она отвинтила крышку. Не дрогнула, когда виски обожгло ей горло. Представила Винсента Кинга и отхлебнула еще; представила Дарка и влила в себя новую порцию. Пила, пока боль не отпустила, пока мышцы не расслабились и мир не начал медленное вращение. Алкоголь растворял проблемы, сглаживал углы. Дачесс легла на спину и закрыла глаза. Мама пришла к ней, приласкала, как раньше.

Через час рвотные спазмы выворачивали ее наизнанку.

Еще часом позже появился Хэл. Склонился над ней, хотел поднять с земли. Как в тумане Дачесс видела его слезящиеся голубые глаза.

— Ненавижу тебя, — прошептала она, уже когда Хэл держал ее на руках.

Он поцеловал ее в лоб, она прижалась щекой к его груди и перестала сопротивляться мраку.