– Где хочешь поесть? – спрашивает Адам.

Не могу даже думать о еде. Мне нужно каким-то образом остаться на лодке одной. Нужно срочно избавиться от диска. Но не могу же я сказать Адаму – давай, мол, иди, подкрепись без меня! Это же типа как наше великое воссоединение…

Единственная причина, по которой Адам может хоть раз за весь вечер оставить меня в одиночестве, – это если ему приспичит в сортир. А я не могу забрать диск, пока он справляет нужду. Раненая рука слушается плохо, времени почти не будет, и он может что-нибудь услышать. На лодке можно ощутить движение, даже если просто переставить тяжелую сумку с места на место.

Теперь перед нами супермаркет, лотки у входа завалены папайей и лаймом.

– Ой, какая прелесть! – восклицаю я. – Разве нельзя поесть на борту? Я хочу побыть наедине с тобой.

– Так уж и быть, приготовлю тебе ужин, красавица, – с готовностью отзывается Адам. – Так, что возьмем: пару стейков, каких-нибудь овощей и, может, еще апельсинового сока?

Стейки – это супер. Явно нет нужды изображать из себя вегетарианку.

– Давай ты сам? – предлагаю я. – А я буду ждать тебя на лодке.

– По-моему, нам лучше держаться вместе, – колеблется Адам. – Тебе может быть сложно опять оказаться там одной.

– Нет, нет, все со мной будет хорошо, – заверяю я. – Если что, у меня «земная болезнь». Мне сейчас нужно, чтобы покачивало.

Сказанное совершенно не в духе Саммер – но это действует.

– О’кей, – соглашается Адам.

– До встречи, малыш! – небрежно бросаю я.

Заставляю себя идти не спеша, пока он не скрывается из виду. А потом со всех ног мчусь по плавучему бону в сторону «Вирсавии». Ее мачта прямо впереди, но меня заносит не на те мостки. Черт! Я совсем близко, но не могу перепрыгнуть через три метра открытой воды, так что приходится опять бежать почти до самого супермаркета, чтобы выбраться на нужный бон.

Наконец добегаю до яхты и врываюсь в носовую каюту, где выдергиваю дорожную сумку Айрис из рундука и дрожащими руками расстегиваю «молнию». Засовываю руку под подкладку, нащупывая диск. Ничего. Пропал? Могла полиция обыскать лодку и уже найти его? И когда я уже почти готова сдаться, пальцы натыкаются на холодный тонкий пластик. Выдергиваю диск, едва подавив радостный крик, и запихиваю сумку обратно в рундук.

Когда выбираюсь в кокпит, на марину уже понемногу опускается ночь. Да, решение совершенно правильное. С полицией я вроде более или менее разобралась – или, вернее, разобрался Адам, – так что самое время этому диску пойти искупаться. Несколько напрягает, что он окажется в мелководной гавани, а не в бездонном океане, но морское дно есть морское дно. Никто тут не будет перекапывать его драгой.

В марине тихо, но еще достаточно светло, и вокруг полно других лодок. В какой-нибудь из соседних могут быть люди, и кто-то в этот момент может смотреть прямо на меня. Бросать что-либо за борт в марине – строгое табу, так что это из тех вещей, которые другой яхтсмен обязательно отметит и запомнит. Кто-то может обмолвиться об этом при Адаме.

Лучше подождать. Мужчины никогда быстро не оборачиваются в супермаркетах. Стремительно наступающая тропическая ночь с каждой минутой все плотнее укутывает меня своим покровом, прячет от посторонних глаз. Пускай как следует стемнеет.

* * *

Вот, наконец, небо уже угольно-черное, и диск матово отблескивает, падая в хлюпающую черную щель между корпусом «Вирсавии» и боном. Соскальзывает в никуда.

Шаги. Поднимаю взгляд. Адам быстро идет по бону ко мне.

Он что-то заметил? Его лицо перекошено от ярости – или, может, от страха? – я пока не научилась читать выражения его лица. В руке у него мобильник.

– Плохие новости, – бросает он. – Это Барбе.

Влезает на борт и включает фонарик на телефоне. Согнувшись в три погибели, шарит лучом по кокпиту. На одном из продольных сидений, полуприкрытая мягкими подушками, – россыпь красных клякс. Кровь.

Это от той ритуальной раны, когда я порезала себе ногу в память Саммер. Я стояла точно на этом самом месте. Просто не могу поверить, что прошла весь этот путь по океану и не выбрала минутки прибрать за собой!

Адам светит фонариком мне в лицо, и моя нижняя губа дрожит.

– Это ведь кровь, так? – спрашивает он.

– Он ее видел? – говорю я вместо ответа. – Зачем он тебе-то насчет этого звонил?

– Кто, Барбе? Нет, он ничего про это не знает. По крайней мере, по-моему, не знает, – отвечает Адам. – Я заметил кровь, пока он тебя допрашивал, но, похоже, никто из полицейских не обратил на нее внимания. Слава богу, они тут не садились. Тогда бы она оказалась прямо у них перед носом. А потом, со всеми этими разговорами с твоей мамой и возней с Тарком, просто из головы вылетело. Это же явно из раны у тебя на руке, или, может… ну не знаю – рыбья кровь… Вы там что, рыбу ловили? Но совсем ни к чему, чтобы у них возникали всякие такие мысли. Я еще тогда подумал, Саммер: лучше вообще ничего не рассказывай полиции про Айрис – в смысле, про все эти ее странные задвиги: стремление так же одеваться, копирование причесок… Не хочу тебя пугать, но полиция здесь не такая, как в Австралии.

Адам проводит рукой мне по лицу, отбрасывает волосы с глаз. Вообще-то не просеку, что он понимает под «странными задвигами». Ну да, тогда, в Новой Зеландии, я сделала такую же прическу, как у Саммер, и ладно: это был далеко не первый раз, когда я показывала парикмахерше фотки Саммер в качестве образца – но ведь только для простоты дела! Что же касается шмоток, то я и вправду несколько раз пользовалась привычкой Саммер постить фотки ее новых нарядов в соцсетях, вместе с ценниками, – но лишь для того, чтобы выгодно отхватить нечто подобное на распродаже. Я никогда не намеревалась копировать ее!

Хотя вряд ли есть смысл сейчас что-то доказывать Адаму. Мне нужно сосредоточиться на «здесь и сейчас». Что он там мне пытается сказать про полицию? Я уже начала думать, что враждебность инспектора Барбе́ ко мне существует лишь в моей виноватой голове – несмотря на мириады вопросов, он обращался со мной по-доброму, но, может, дела обстоят и не столь радужно.

– Так в чем плохая новость? – спрашиваю я.

– Даже не знаю, как тебе и сказать, – бормочет Адам.

Его глаза – темные омуты, совершенно непроницаемы. Я приникаю к нему, тяну губы к его лицу. Люби меня, Адам! Защити меня!

– Это маленькая страна, – продолжает Адам, все так же отводя глаза. – У них тут нет нормальной береговой охраны, всем в основном занимается полиция… и все-таки двенадцать дней, Саммер!

– Да, – машинально отзываюсь я.

– Я как раз хотел собраться с духом и это сказать. Никаких поисков не будет. У них для этого нет ресурсов.

Он вообще серьезно? Да какие, в жопу, поиски?! Моя сестра погибла двенадцать суток назад, более чем в тысяче миль отсюда! Ее тело давно на дне океана.