Шрифт:
Закладка:
– Работаете с утра до вечера?
– По-всякому. В основном выполняю разные поручения. – Дэвид уперся взглядом в крышку стола.
– По словам вашего отца, низинный участок сдается в аренду соседу, который его обрабатывает. Так вот, сосед утверждает, что на ферме вы почти ничего не делаете, а по большей части болтаетесь в амбаре.
Над верхней губой Дэвида выступили капельки пота.
– Неправда. Я покрасил соседский амбар. Сделал все сам.
Среди улик, промелькнуло в голове у Кристины, были чешуйки засохшей краски.
– Какого рода поручения вы выполняете?
– Езжу в город, в фермерский магазин, покупаю краску, продукты и все такое.
– Фермерский магазин. Слышала, у вас там недавно случилась неприятность, вы напали на женщину на парковке?
– Вот уж нет! Я на нее не нападал. Помог донести проволоку до машины. Бухта была тяжелая, и я… я…
– Вы посчитали, что она обязана вам чем-то за услугу?
– Нет! Я только помог ей. Она… она не выдвигала обвинений. Она знала, что я не хотел сделать ей ничего плохого. Я даже не помню точно, что произошло, – тихо и растерянно заключил он с ноткой обреченности.
Прюсик кивнула и снова резко сменила направление.
– Ваша мать сказала, что этой весной и летом вы дважды ездили на автобусе в Чикаго, ни словом не обмолвившись о том, куда направляетесь. – Она достала из кейса большую серую папку. По ее просьбе материалы привез в полицейский участок доктор Ирвин Уолстейн.
У Клэрмонта задергалась нога.
– Довольно странный поступок. Чикаго очень далеко отсюда. Что вы там делали? Встречались с кем-нибудь?
– Покупал кое-какие принадлежности для хобби.
– И какое же у вас хобби?
– Резьба. Вырезаю разные штуки.
Кристина опустила глаза, сделав вид, что сверяется с записями. Потом снова подняла голову.
– Почему вы не сказали родителям, что уезжаете? Ваша мать очень расстроилась из-за этого, Дэвид.
– Не знаю. Просто не сказал.
– Так когда же вы ездили Чикаго?
– Точно не помню. По-моему, это было в марте.
– А во второй раз? Когда?
Он пожал плечами и опустил голову. Было слышно, как стучат одна о другую его колени.
– Может быть, недели две назад или около того. Не знаю.
Возможно, где-то в Чикаго у него припрятана машина – это был бы ловкий ход, указывающий на хорошее планирование. Но ничего не говорить родителям и каждый раз отсутствовать почти по двенадцать часов просто глупо. Конечно, они беспокоились и могли даже сообщить в полицию, заявить о его исчезновении. Если, конечно, они не сделали этого умышленно, чтобы прикрыть сына, предполагая что-то плохое. Однако при встрече с родителями Клэрмонта перед допросом ни один из них не произвел на нее впечатления человека, способного на такой обман ради нарушившего закон сына. Не походили они и на людей, которые готовы скрыть доказательства ужасающих преступлений.
В полиции Уиверсвилла подтвердили то, что уже рассказали родители Дэвида. Да, большую часть времени, включая выходные, проводит на ферме. Держится особняком. В некотором смысле домосед. Дальше фермерского магазина в одиночку никуда не выбирается. За исключением этих двух тайных поездок в Чикаго.
Единственное, что удивило Прюсик, – это реакция Клэрмонта на вопросы. Короткие ответы, решительное отрицание виновности не соответствовали тому впечатлению, которое сложилось в результате беседы с доктором Уолстейном, отмечавшим в поведении Дэвида мотивы тревоги и страха. Из записей доктора следовало, что он оказывался парализован зрительными галлюцинациями – факт, не укладывающийся в профиль уверенного в себе и эффективного убийцы.
– Скажите, Дэвид, что именно вам нравится вырезать.
– Животных, разные фигуры, все, что придет на ум. – Он провел ладонью по коротко подстриженным волосам. – Они у меня дома. Можете сами увидеть, если еще не видели.
– Во время одной из поездок в Чикаго вы, случайно, не посещали наш Музей естественной истории?
Дрожание его ноги Прюсик ощутила через разделяющий их стол. Но вопрос остался без ответа.
– У вас раньше случались провалы в памяти? Вы слышали голоса у себя в голове? Испытывали неприятные зрительные галлюцинации? Кошмарные видения с кричащими людьми?
Зафиксированные в досье психиатра факты Прюсик представила в форме вопросов, обрушив их все на Дэвида, испытывая на прочность его самообладание.
Подозреваемый нахмурился.
– Вы работаете с доктором Уолстейном? – Он поднял голову, посмотрел на папку психиатра. – Так это мое досье?
– Да, я читала ваши медицинские документы. Мы получили судебное разрешение на знакомство с ними. Это моя работа как судебного следователя. Расскажите мне об этих видениях с кричащими девушками. Из досье следует, что они начались в марте прошлого года?
– Тогда вы все уже знаете. – Он нахмурился. – Зачем спрашивать?
Прюсик собралась с духом – бомба замедленного действия внутри Дэвида Клэрмонта могла взорваться в любой момент. Она слишком хорошо знала этот мир вырвавшегося из-под контроля, парализующего рассудок страха.
Немного успокоившись, Прюсик снова сменила тактику:
– Вы ведь не сознаете, что делаете во время приступа?
– Есть разница между видеть и делать, – бросил он. – Это не одно и то же.
Прюсик сочувственно кивнула.
– Вы правы, разница есть. И большая.
Она подвинула через стол чистый лист бумаги и карандаш.
– Сделайте одолжение, Дэвид. Напишите свое имя.
Он взял карандаш раненой левой рукой и написал свое имя печатными буквами.
– А теперь, пожалуйста, то же самое обычным почерком. И правой рукой.
Клэрмонт отложил карандаш.
– Я так не могу.
– Некоторые люди от природы амбидекстры[19], – сказала Прюсик. – Может быть, вы один из них.
Дважды выронив карандаш, Дэвид неуклюже нацарапал что-то на бумаге и в конце концов отломил кончик. От напряжения у него даже вздулись лицевые мышцы. Огорченный неудачей, он уныло уставился на колени.
Клэрмонт определенно левша. Судя по результатам судебно-медицинской экспертизы, убийца явно правша. Вывод напрашивался сам собой: убийства совершил кто-то другой. Но это еще не означало, что Дэвид Клэрмонт не имел к ним никакого отношения.
– Вы когда-нибудь ездили с кем-то на своем пикапе? Когда выполняли поручения?
– Может быть, раз или два.
– Подвозили девушку? Если видели, что она идет домой пешком?
Он склонил голову.
– Я… у меня нет знакомых девушек.
Он замер в неподвижной позе. Прюсик смущал хруст костяшек пальцев под столом. Слишком многое в поведении Клэрмонта опровергало его кажущуюся беспомощность, как будто он был полем битвы добра и зла и победитель в этой схватке еще не определился.
– Вы бы помнили, если бы водили куда-то девушку, да, Дэвид?
Его глаза, когда он посмотрел на нее, были полны отчаяния.
– Хотите, чтобы я это признал? Что я тот, кого вы ищете? – Он с горькой усмешкой постучал себя по голове. – Чертов убийца заперт здесь. – Лицо его как будто накрыла тень. – Думаете, от этих ваших вопросов есть какая-то польза? Что бы я ни говорил, ничего не изменится. То, как люди смотрят на меня. Я вижу это в их глазах, в том, как они хмурятся. Они видят – со мной не все в порядке. Как будто мне стоило родиться мертвым.
Прюсик удивленно вскинула брови.
– Почему вы так говорите?
Клэрмонт теперь смотрел не на нее, а мимо, куда-то в дальний угол комнаты.
– Мог ли я родиться мертвым? Это объяснило бы все то, что я вижу. Говорят, что, вернувшись из мертвых, человек помнит разное, что видел там.
Встревоженная этими словами, Прюсик протянула руку и коснулась тыльной стороны его ладони, липкой от пота и напряженной.
– Я как-то читал об этом, – продолжил он, оживившись. – Как люди приходят в себя после ужасных происшествий – автомобильных аварий, утоплений. Когда у них останавливается сердце. – Его лицо заметно смягчилось. – Когда они видят себя разорванными на части, как будто смотрят сверху, как будто одновременно находятся в двух местах.
– Это у вас такое чувство, Дэвид? Как будто вы одновременно в двух местах?
– Видят их, лежащих на земле… изрезанных, покрытых кровью. – Он обреченно опустил голову.
– О чьей крови речь, Дэвид? О вашей или о чьей-то еще?
Он отдернул руку, словно его ударило током, и снова провел ладонью по волосам.
– Эти сцены дорожных аварий, они ведь разные, да? – Прюсик попыталась подыграть ему. – Вы видите себя, возможно другого пассажира,