автоматной очереди. Направленность плетений сменялась, и мне с трудом удавалось тасовать щиты и изменять их под максимальное противодействие грозящим моему измученному телу атакам. Даже пытался сместиться в сторону, чтобы хоть как-то усложнить задачу эльфу, но это не помогало. Он по-прежнему находился в центре арены и лишь поворачивался вслед за моими попытками уйти с линии атаки.

– Пассивная защита может привести лишь к одному: к поражению, – зашипел эльф.

Сделал он это очень тихо, и, казалось бы, его послание должно было затеряться на фоне треска, шороха и звонких, как удар хлыста, звуковых отражений сброса напряжения внешних контуров плетений. И все же я его прекрасно услышал. Шепот наставника словно ввинчивался в мозг, заставляя реагировать с удивительной скоростью.

Такое ощущение, что меня пнули под пятую точку, и я от неожиданности с поразительной скоростью запустил в учителя простейшую кинетическую печать. Как оказалось, он мотивировал меня на атаку не просто так. Легкое движение палочки, и оставляющее после себя лишь легкое оптическое искажение плетение ушло в сторону от цели. Я поймал на щит еще две молнии соперника, и тут что-то врезалось в меня сбоку. Причем удар был не очень сильным, но он почему-то с легкостью прошел через плавающий щит и чуть не сбил меня с ног. Упасть я не упал – лишь сделал два непроизвольных шага в сторону, но от удивления потерял концентрацию, и тут же меня садануло мощным разрядом. Тряхнуло знатно. Сейчас я под шлемом наверняка стал похож на моего друга Митьку Одуванчика.

Защита университетского фехтовального костюма была действительно мощной, но не абсолютной. Уверен, ее специально сделали такой, чтобы ученики испытывали максимум «удовольствия» от неправильно выполненного урока. Так как я все же остался на ногах, учитель добавил кинетический заряд, который с легкостью сбил меня с ног, ведь щитов, чтобы его остановить, попросту не осталось.

Несмотря на жуткое желание просто полежать и поглазеть на красиво расписанный купол фехтовального зала, я тут же сделал обратный перекат через голову, выходя в низкую защитную стойку. Вытягивая остатки запаса Живой силы, сплел еще три кинетических щита и застыл в ожидании очередной порции педагогических плюх. Постоял так с полминуты. Затем распрямился, развеял все плетения и, изобразив ритуальный поклон, пошел к выходу.

В наше первое занятие я простоял минут двадцать в ожидании, пока застывший в центре учитель скажет хоть что-нибудь. Но он тупо игнорировал и мое ожидание, и вопросы о том, что делать дальше. Плюнув на все, я просто свалил с арены – и, как оказалось, правильно сделал. Порыв-рассветного-ветра не был особо общительным.

По уже сложившейся привычке я подошел к кафедре из резного черного дерева со встроенным планшетом. Там на занятиях со студентами обычно стоял ассистент Порыва и фиксировал все замечания учителя, чтобы после составить персональные учебные программы. Эльф на подобные мелочи не разменивался. На верхней полке кафедры лежала посылка для меня. Поначалу Луи вручал мне свитки лично, но у него и так дел по горло, поэтому мы условились делать все без лишних затей. Свитки содержали теоретические выкладки по использованию неизвестных мне печатей. Именно из них я и узнал, что такое радианты, двойные векторы, стабилизирующие контуры и всякая другая заумная магическая мутотень. Пусть все это и немного нудновато, но крайне полезно, особенно в моей ситуации.

Очень хотелось посмотреть, что там для меня припас наставник, но я угомонил свое нетерпение, потому что читать эльфийские свитки нужно на специальной подставке, иначе можно повредить тонкую листовую бумагу. Мою личную программу развития Луи сбрасывал на почту, а вот рунные формулы и схемы построения печатей ушастый разрешал распространять только в таком виде. Делать фотографии я поостерегся, потому что Бисквит сразу предупредил – там по любому будут защитные руны, и можно испортить смартфон.

Загнав свое практически детское любопытство в темный угол, я не свернул на ведущую вниз, на подземные уровни, лестницу, а, пройдя немного по коридору мимо раздевалок, подошел к винтовым ступеням, ведущим в одну из башенок, прилепленных к массивной туше спортивного комплекса. Две недели назад завхоз с видом, будто делает мне огромное одолжение, разрешил посещать эту башенку, чтобы полюбоваться солнышком. Я тогда посчитал, что он издевается, теперь же понял, как сильно ошибался. На подземных уровнях, где находились и жилые боксы для обслуживающего персонала, можно было не видеть небо неделями, а это оказалось тяжко, особенно когда где-то там, над Пеннинскими Альпами подымается огненный, ярко красный диск. Я прихожу сюда каждое утро и не устаю любоваться этим потрясающим зрелищем.

Солнце лизнуло краешек гор, кокетливо взглянув через них на Женеву, и вдруг, словно перепрыгивая мешавшую ему преграду, ударило по окружающему миру миллиардами своих лучей. Я глубоко вдохнул, напоенный разными ароматами воздух и перевел взгляд вниз на казавшийся бесконечным парк, разбитый вокруг шпиля магической академии – вотчины самого могущественного чародея-хумана. Очень хотелось погулять по этому парку и полюбоваться на башню, вид на которую сейчас закрывает туша комплекса, но я здесь на абсолютно птичьих правах, и через две недели меня погонят пинком под пятую точку. А после этого мне точно будет не до прогулок.

Мысли о предстоящей дуэли испортили настроение, и смотреть на окружающие красоты больше не хотелось. Я спустился на подземный уровень и добрался до своей комнаты. Быстро помылся, переоделся и, лишь мельком глянув в свиток, отправился на завтрак. И тут тоже приходилось спешить, потому что в основном персонал уже давно позавтракал и разошелся по рабочим местам, так что поварам приходится придерживать для меня еду, а народ здесь довольно специфический. В итоге мне приходится поедать очень вкусную, но сдобренную укоризненными взглядами и щепоткой раздражения еду впопыхах и без особого удовольствия.

Едва завидев меня, мадам Рабью выставила на широкий уже убранный от основных блюд прилавок накрытый термической крышкой поднос. Зря она, конечно, старается. Все равно переплюнуть выбросы раздражения, которые случались у поварихи нашего детского дома тети Вали, у нее не получится при всем желании. Не дано ей познать вселенскую тоску о потерянной жизни прошедшей школу хамства в советской столовке женщины. Там все имело глубину черного жира. Так что напрасно сверкала глазами эта выросшая в тихой швейцарской провинции очень даже обаятельная тетечка. Я в ответ на ее хмурый взгляд лишь лучезарно улыбнулся и вполне искренне сказал:

– Мерси боку, мадам Рабью. Вы, как всегда, очаровательны.

Огромное удовольствие наблюдать, как на ее фарфоровой маске появляется очередная трещина. Обслуживающий персонала Академии – это вообще отдельная песня. Они явно возомнили