Судя по лицу, Дамиан был раздавлен, его губы побледнели. Он продолжал:

– Тогда у меня случилось помутнение рассудка. Я почти не помню, что было дальше. Начал палить как сумасшедший и уложил троих из них. Но продолжал стрелять, даже когда они были мертвы. Ума не приложу, как не убил себя. Наверное, глупое везение. Знаю только, что хотел стереть их в порошок. – Его голос дрогнул. – Меня оттащили другие парни. Знаешь, как только мы оказались в безопасности, они хотели поздравить меня. Полагаю, солдаты-еретики, которых я застрелил, вторглись на нашу границу. Наши товарищи считали Микеле героем. Считали меня героем. Но мне было плевать.

Он задрал рукав до самого плеча, обнажив ужасный сморщенный шрам. Роз с трудом сглотнула.

– Пуля задела меня, но в тот момент я этого не почувствовал. Настолько был зол. – Дамиан снова встретился с ней глазами. – В основном потому, что она не убила меня. Хотя я этого заслуживал.

– Я… – начала Роз, но он не дал ей договорить: продолжил свой рассказ так тихо, что ей пришлось напрячься, чтобы расслышать его.

– После случившегося я впервые, с тех пор как прибыл на границу, был готов воевать. Отчаянно хотел воевать. Но вместо этого мой отец отдал приказ отправить меня домой. Боялся, что я мог специально подставить себя под пули. – Невеселый смешок. – Если подумать сейчас, возможно, он был прав. Не знаю, что бы я сделал, вернись снова на передовую. Так что я уехал, став героем для своего взвода. – Слова Дамиана сквозили сожалением и отвращением. – Я нужен отцу в Омбразии, так говорил он всем. Я доказал, что являюсь идеальным кандидатом на должность начальника стражи Палаццо. И люди по большей части верили ему. Они поздравляли меня с убийством тех людей. Со смертью моего лучшего друга. Снова, снова и снова. Наверное, поэтому я так зол на тех, кто дезертирует. Знаю, это несправедливо, – добавил Дамиан. – Я не хочу, чтобы остальные страдали так же, как я. Просто для меня этот поступок сродни тому… как если бы тебя бросили там, где люди так отчаянно нуждаются в единении. Если ты дезертируешь, и тебя могут за это убить… разве это не легкий путь? Ведь ты не увидишь, как умирают твои друзья или как тебя самого покидает человечность. Не станешь видеть это во снах всю оставшуюся жизнь. Возможно, с моей стороны несправедливо так считать. Но тем не менее это больно. – Не закрывая плечо, он смотрел рассеянным взглядом на балюстраду над их головами.

Роз ничего не могла с собой поделать. Она оттаяла, горло сдавило. Все эти годы Дамиан представлялся ей зеркальным отражением Баттисты. Ведущим войну стремительно, жестоко и без сожалений. И совсем не ожидала она столкнуться со сломленным мужчиной, закаленным душевной болью и чувством вины.

Роз машинально потянулась рукой, желая дотронуться до шрама, пересекавшего крепкий изгиб его плеча. Однако как только ее пальцы приблизились к коже, Дамиан резко развернулся и сжал ее запястье железными тисками.

– Не надо.

Она застыла, у нее перехватило дыхание при виде его лица. Взгляд был жестким, яростным, немного безумным.

Впервые после их встречи за пределами храма она поняла, насколько такой Дамиан может быть опасен.

Так они сидели какое-то время: он дышал часто, она не дышала совсем. От ветра у Роз защипало глаза, запястье начало пульсировать, но она не пыталась вырвать руку. Через мгновение – спустя несколько секунд или часов – Дамиан, похоже, осознал, что сделал. Его взгляд прояснился, и он отпустил ее, на его лице промелькнуло замешательство.

– Мне… – Дамиан тряхнул головой, после чего отодвинулся. Казалось, будто он собирался сказать что-то еще, но передумал. – Мне жаль. Только это еще не все.

Что еще там может быть? Роз понятия не имела о том, как выглядит в этот миг. Она откашлялась.

– Хорошо. – Фраза прозвучала как вопрос.

Дамиан прерывисто втянул воздух. Его тело оставалось неестественно неподвижным.

– Это был я.

Роз ждала объяснения, не совсем понимая его.

– Что?

– Это был я, Роз. Я – причина смерти твоего отца.

Она недоуменно уставилась на Дамиана, ее охватила явная растерянность. Что побудило его сказать такое?

– О чем ты…

– Когда однажды Якопо не вернулся с боя, я доложил отцу, что тот пропал, – торопливо продолжил Дамиан. Его челюсти были крепко стиснуты – удивительно, как не сломались кости. Он не встречался с ней взглядом. – В тот день он пытался сбежать. Я всех предупредил о его исчезновении. Именно благодаря мне они сумели так быстро его найти. Именно из-за меня его убили.

Роз приоткрыла рот и тут же закрыла его. Наверное, его слова дошли до нее не до конца, потому что потрясение вызвало в ней потерянность. Полнейшее опустошение. Ей казалось, будто она наблюдает за разговором двух незнакомых людей.

Тогда Дамиан прошептал:

– Это было ошибкой. Клянусь всеми святыми. Я думал, он где-то ранен или… или, может быть, мертв. Я хотел убедиться, что его тело вернули, потому что мне была невыносима мысль, если бы ты никогда не обрела успокоения. Я даже не думал…

– Убирайся! – приказ сорвался с языка Роз, хотя она и не собиралась этого говорить. Стук сердца громом отдавался в ушах. Она не могла осмыслить услышанное, особенно сидя рядом с Дамианом. Ей было противно, что он рассказал эту историю. Противно, что он выглядел настолько виноватым, что она даже не могла накричать на него. Если бы он только держал язык за зубами… Если бы только не пошел к отцу…

В душе она понимала всю нелогичность своего поведения. Дамиан никак не мог знать о последствиях в случае рассказа Баттисте.

Или мог?

– Пожалуйста, – пробормотал Дамиан. Он выглядел совершенно, бесконечно подавленным. Поднял руку, словно собирался потянуться к ней, и вновь опустил. – Я бы никогда… никогда не сделал это сознательно. Я беспокоился за него. Мне даже в голову не приходило, что он мог дезертировать. Он был так же мне дорог – ты это знаешь.

Роз охватила дрожь. Ей снова захотелось прогнать Дамиана. Захотелось опрокинуть его со скамейки и вонзить в горло нож. Захотелось, чтобы он обнимал ее, когда она будет плакать, пока у нее не заболит голова и перед глазами все не поплывет.

– Знаешь, почему я столько лет ненавидела тебя? – прохрипела Роз. Слова вырвались из нее, словно кто-то выдрал их из ее горла. – Не потому, что считала, будто ты приложил руку к смерти моего отца, хотя теперь знаю это точно. – Она истерично рассмеялась, чувствуя легкое головокружение. Жар прилил к ее щекам – из-за ярости и чего-то еще, что она не могла определить. – И не потому, что питала отвращение к Баттисте и думала, что должна из-за этого испытывать то же самое к тебе. Нет, я ненавидела тебя за твою услужливость. Ты отправился на войну как послушненький сынок, готовый исполнять любой приказ Баттисты. Бьюсь об заклад, ты ничего не сказал, ни когда он убил моего отца, ни когда убил кого-либо