— Эй, Санджар, или как тебя там! — окликнул её чиновник. — Поднимайся живее на борт, мы отчаливаем!

Пропустив носильщиков, Илана подошла к борту судна. По обе стороны от гребного колеса в нем были вырублены узкие вентиляционные окошки. Тяжёлый дух немытых тел ударил в нос беглянки, вышибая слёзы из глаз. Дочь плавильщика судорожно сглотнула, крепче прижимая к боку лекарскую сумку. Некоторые из её толонских друзей-философов сидя на мягких подушках рассуждали о врождённой доброте человека, которая, подобно скрытым силам организма, способна исцелить государство. Нужно только дать ей время. Но запах каторжной баржи не давал ошибиться: это общество было поражено гангреной, а против неё бесполезны порошки и микстуры. Здесь требовался острый скальпель и твёрдая рука хирурга.

Кто-то мог бы возразить, что дышать смрадом своих злодеяний — заслуженная кара для грабителей и убийц. Может и так, только большинство запертых в этом трюме людей были согнанными с земель крестьянами, обманутыми рабочими и разорившимися арендаторами. Одних нищета и голод толкнули на большую дорогу, других долги привели прямо на каторгу. Попадались здесь и мохнатые пленники с островов, слишком своенравные, чтобы служить в чьей-нибудь домашней страже. Один из таких рабов, крупный островитянин, на свалявшейся шерсти которого сохранились синие пятна воинского рисунка, висел на рычаге недалеко от Иланы. Двое людей, прикованных рядом с ним, сместились ближе к вороту, сохраняя почтительную дистанцию.

Обходя ворот, беглянка намеренно прошла ближе к мохнатому, чем тому могло бы понравиться. Островитянин мрачно посмотрел в её сторону. Надсмотрщики обменялись насмешливыми взглядами. Делая вид, что не замечает этого, Илана сделала ещё один шаг. Щёчные мешки мохнатого воина покраснели от гнева. Вздыбив шерсть, он злобно рявкнул на беглянку, с силой дёрнув цепь. Илана отшатнулась и едва не упала, вскинув руки в жесте изгнания злых духов. Солдаты дружно расхохотались, не заметив, что пальцы беглянки быстро сложились в другую фигуру — племенной знак, которому научил её Высокий Пятый. Воин нахмурился и издал звук, похожий для человека на ехидный смешок. "Я слежу за тобой".

— Держись от него подальше, — флегматично посоветовал толстый шаман. — Опасный шельмец, но работает за четверых, так что приходится терпеть его выходки.

Чиновник махнул рукой боцману, и тот с силой дунул в бронзовый свисток. Повинуясь сигналу, матросы втащили на борт сходню и принялись отвязывать канаты, удерживавшие судно у пристани. Забросив канаты на палубу, они по-обезьяньи вскарабкались следом и оттолкнули баржу от пристани длинными шестами. Раздались мерные удары боевого барабана. Каторжники встряхнулись и налегли на рычаги ворота. Один из них затянул старую крестьянскую песню, и вскоре её подхватили все.

За сохи беремся мы к третьей луне,

В четвертую в поле пора выходить —

А детям теперь и каждой жене

Нам пищу на южные пашни носить… [1]

Даже мохнатый островитянин пытался подвывать в такт, порой ужасно фальшивя. Его переливчатые трели, большей частью бессмысленные, порой сплетались в слова. В такие моменты он пристально вглядывался в лицо Иланы. Наконец, воин устал гадать. "Если понимаешь, подойди к левому борту", — пропел он. Беглянка посмотрела на клонящееся к закату Светило, зевнула, поправила ящик на плече и, убедившись, что никто из охранников не забеспокоился, отошла к левому борту и уселась на палубу, облокотившись спиной о свёрнутый бухтой канат. Когда ворот сделал полный оборот и мохнатый каторжник снова оказался на виду, она поправила шляпу, коснувшись уха в жесте понимания.

"Ты из детей грома?" — разобрала она вопрос.

Илана слышала, что восставшие рабы называют себя "Детьми Громовержца" в честь своего грозного божества. Ответить утвердительно было бы легче всего, но потом придётся объясняться. Если не с этим каторжником, так с его друзьями на берегу, если удастся их найти. И разговор этот — Илана не сомневалась — не будет приятным. Поколебавшись, она сложила пальцы в фигуру отрицания.

"Кто тогда?"

На этот вопрос нелегко было найти быстрый ответ. Девушка задумчиво посмотрела на реку. В сезон дождей вода была особенно мутной, у её поверхности цвели зелёные и бурые водоросли. Гребные колёса баржи поднимали тучи брызг, взбивая светло-зелёную пену. С обеих сторон от судна оплетённые лианами деревья подступали вплотную к воде, их воздушные корни торчали вверх как наконечники копий. Илана чувствовала себя лягушкой, осторожно плывущей среди водорослей. Одно лишнее движение, и цапля выхватит тебя из воды. Убедившись, что все заняты своими делами, она сплела руки на коленях в сложном жесте "беглец".

"Я слежу за тобой", — снова ответил мохнатый.

Это уже было очень много для первого раза. Илана не была настолько наивной, чтобы думать, будто каторжники только и ждут, чтобы их освободил таинственный незнакомец. В отличие от несчастных, запертых в трюме, толкатели ворота были частью палубной команды. Да, ржавые цепи накрепко связывали их с рычагами, им не давали сходить на берег и бродить по кораблю когда вздумается. Но кок кормил их из одного котла с матросами, а капитан выдавал одежду немногим хуже той, в которой они работали на полях до того, как попали на баржу. Для нерадивых у надсмотрщиков всегда были наготове плеть и меч, но никто не бьёт без причины вола, тянущего борону.

То, что среди толкателей оказался строптивый островитянин, было огромной удачей для беглянки. По правде говоря, её первоначальный план выпустить запертых в трюме не выдерживал никакой критики. Те люди слишком истощены и забиты, чтобы справиться с пятью крепкими солдатами и шестью проворными матросами. Даже если бы Илане удалось бросить в бобовую похлёбку несколько сонных или слабительных листьев, шансы пережить этот бунт были невелики. Поэтому ей следовало либо сговориться с мохнатым, либо тихо доплыть до Белой Крепости, а оттуда двинуться вверх по Гремящей к Толону. Беспокоила только остановка на острове Гэрэл, но Илана надеялась, что никто не будет искать беглую дочь еретика в сердце владений Ордена Стражей.

Ставший в одночасье совсем чужим Бириистэн остался далеко за кормой. Баржа вошла в дельту Великой Реки — огромную топкую низину, в которой бесчисленные рукава реки петляли вокруг заросших джунглями островов, переплетаясь подобно корням векового дерева. То здесь, то там виднелись илистые отмели, на которых грелись в лучах заходящего солнца крокодилы-рыболовы, время от времени разевая свои похожие на зазубренные щипцы пасти.

Когда солнце скрылось за горизонтом, боцман сыграл отбой. Матросы бросили якорь и зажгли фонари, чтобы другие суда в темноте не напоролись на баржу. Надзиратели проводили