– На сегодняшний день в Соединенных Штатах насчитывается несколько миллионов аутистов, – говорит Эрик.

– Да, но…

– Стоимость содержания этой социальной группы, включая психиатрические больницы для наименее приспособленных, обходится в несколько миллиардов в год. Если лечение сработает, эти деньги можно будет потратить на другие нужды.

– Рынок труда не справится с таким количеством новых работников, – возражает мистер Алдрин. – Хотя некоторым уже поздно. Например, Джереми… – Мистер Алдрин, покраснев, осекается на полуслове.

Не понимаю: он сердится или ему стыдно? Глубоко вздохнув, мистер Алдрин добавляет:

– Джереми, мой брат… в его возрасте уже не найти работу.

– У вашего брата аутизм? – спрашивает Линда, в первый раз взглянув мистеру Алдрину в лицо. – Вы не говорили.

Мне холодно, будто с меня сняли одежду. Я-то думал, что мистер Алдрин не знает, что у нас в голове, но, если у него брат с аутизмом, он, возможно, знает больше, чем я полагал.

– Я не думал, что вам интересно… – Лицо у мистера Алдрина по-прежнему красное и лоснится от пота, и мне кажется, он говорит неправду. – Джереми старше вас всех. Он живет в специальном учреждении.

Я стараюсь сопоставить новую информацию – наличие у мистера Алдрина брата-аутиста – с его отношением к нам, поэтому молчу.

– Вы нас обманули, – говорит Кэмерон.

Веки у него полуприкрыты, голос сердитый. Мистер Алдрин вскидывает голову, будто его дернули за нитку, привязанную к макушке.

– Я не обманывал!

– Есть два типа лжи, – продолжает Кэмерон (я понимаю по тону, что он цитирует). – Прямая ложь – когда собеседнику говорят заведомо ложную информацию, и косвенная ложь – по умолчанию, когда правдивую информацию не сообщают. Вы солгали, скрыв, что ваш брат страдает аутизмом.

– Я вам не друг, а начальник! – выпаливает мистер Алдрин.

Он краснеет еще больше. Раньше он называл себя другом. Он врал тогда или сейчас?

– Я имею в виду… это не относится к работе…

– Вы поэтому вызвались руководить нашим отделом! – говорит Кэмерон.

– Нет. Изначально я вообще не хотел!

– Изначально… – вставляет Линда, она все еще пристально смотрит в лицо мистеру Алдрину. – Почему передумали? Из-за брата?

– Нет. Вы совсем на него не похожи. Он очень… болен.

– Вы хотите, чтобы он тоже прошел лечение? – спрашивает Кэмерон.

– Я… не знаю.

Тоже мало похоже на правду. Пытаюсь представить брата мистера Алдрина, этого незнакомого мне человека с аутизмом. Если мистер Алдрин считает, что его брат очень болен, то что он на самом деле думает о нас? Каково было его детство?

– Еще как хотите! – продолжает Кэмерон. – Если вы советуете пройти лечение нам, то, наверное, думаете, что и ему поможет. Может быть, вы рассчитываете, что, если уговорите нас, они и вашему брату все оплатят? Скажут: молодец, держи конфетку!

– Вы несправедливы! – говорит мистер Алдрин, он тоже повышает голос.

На нас оборачиваются. Лучше бы мы были не в пиццерии.

– Он мой брат, разумеется, я хочу помочь ему, чем только могу, но…

– Мистер Крэншоу обещал вам, что предоставит лечение вашему брату, если вы нас уговорите?

– Нет… все не так… – Глаза бегают, он то краснеет, то бледнеет. На лице читается усилие – он придумывает достоверную ложь.

В учебниках пишут, что аутисты наивны и их легко обмануть, поскольку они не различают мелкие нюансы в общении. По-моему, ложь – это не мелкий нюанс. Лгать нехорошо. Жаль, что мистер Алдрин нам врет, но хорошо, что он врет плохо.

– Если на лечение для аутистов недостаточно спроса, зачем оно вообще нужно компании? – спрашивает Линда.

Зря она перевела тему, но уже слишком поздно. Лицо мистера Алдрина слегка расслабляется. У меня есть одна догадка, но нужно уточнить.

– Мистер Крэншоу сказал, что позволит нам не лечиться, если мы откажемся от привилегий, правда?

– Да, а что?

– То есть он хочет использовать наши сильные стороны, не имея дела со слабостями.

Мистер Алдрин морщит лоб. Это признак замешательства.

– В общем, да… – произносит он медленно. – Только не представляю, как это связано с лечением.

– Исследование, предложенное в статье, должно нести финансовую выгоду, – говорю я мистеру Алдрину. – Не думаю, что они собираются заработать на лечении аутизма – дети-аутисты больше не рождаются, по крайней мере в нашей стране. Аутистов нашего возраста недостаточно. Но у нас есть способности, приносящие прибыль, и, если это будут уметь нормальные люди, прибыль возрастет.

Я вспоминаю, как тогда в кабинете на несколько мгновений перестал видеть в символах смысл, прекрасные в своей стройности закономерности вдруг спутались, оставив меня в недоумении и тревоге.

– Вы наблюдаете за нами долгие годы, вам известно, что это.

– Ваши способности к анализу и математике – вы же знаете.

– Нет. Вы сказали, что мистер Крэншоу считает, что в анализе закономерностей нас могут заменить компьютеры. Тут что-то другое.

– Я все же хочу узнать про вашего брата, – вставляет Линда.

Алдрин закрывает глаза, прячась от ее взгляда. Меня за это всегда ругали. Вновь открывает.

– Вы… неугомонные… – произносит он. – Не остановить.

В голове формируется алгоритм, кружатся и меняются местами полоски тьмы и света, я почти вижу рисунок. Но данных недостаточно, мне нужно больше информации.

– Объясните, откуда берутся деньги, – говорю я Алдрину.

– Какие деньги?

– Которые компания нам платит.

– Это сложно, Лу… Вы вряд ли поймете.

– Попытайтесь, пожалуйста, мистер Алдрин. Мистер Крэншоу утверждает, что мы обходимся слишком дорого и вредим выручке. Откуда идет выручка?

X

Мистер Алдрин молча смотрит на меня. Наконец произносит:

– Не знаю, как объяснить, Лу, потому что не знаю, в чем именно заключается процедура и как она подействовала бы на людей без аутизма.

– Но вы хотя бы…

– И вообще, я не должен это обсуждать! Одно дело помочь, другое…

Он нам не помог. Ложь – это не помощь.

– …другое – строить домыслы, что у компании существуют некие планы, это может быть расценено как… – Он замолкает, не окончив предложения, и мотает головой.

Мы все смотрим на мистера Алдрина. Глаза у него блестят, будто он вот-вот расплачется.

– Не надо было приходить! – заявляет мистер Алдрин через мгновенье. – Большая ошибка! Я оплачу обед, но мне пора.

Он встает, оттолкнув стул, расплачивается на стойке, повернувшись к нам спиной. Никто из нас не произносит ни слова, пока он не скрывается за дверью.

– Он сумасшедший, – говорит Чай.

– Он напуган, – замечает Бейли.

– Он ничем нам не помог, – говорит Линда. – Зачем он нас вообще позвал?

– Из-за брата, – говорит Кэмерон.

– Мы чем-то его расстроили, он расстроился больше, чем из-за брата или