Храмовый страж корчился на булыжниках набережной, но другие преследователи уже выбегали из переулка. Любопытствующие жители Кватны выходили из ближайших домов, чтобы узнать причину шума.

Керин метнул меч, как копье, так что острие вонзилось в палубу и клинок встал торчком, подрагивая. Затем юноша бросился к кораблю. Как Ноджири, он спрыгнул с самого края набережной, но не дотянулся до перил. Его нога скользнула по планширу; он попытался ухватиться за перила… промахнулся… и плюхнулся в воду с высоты пятнадцати футов.

Фыркая и отплевываясь, юноша вынырнул на поверхность. Кинжал, ножны меча и пояс с зашитыми деньгами тянули его вниз, и ему с трудом удавалось удерживать нос над водой. Он слышал ожесточенный спор между преследователями и командой «Тукара Мора», которая в полной боевой готовности повыскакивала на палубу.

Керин выплюнул воду и закричал:

– Эй, на борту! Киньте канат!

– Вот он где! – завопил один из храмовых стражников. – Есть у кого-нибудь лук?

Другой улегся на самом краю набережной и попытался ударить Керина крисом, но самую малость не дотянулся.

Послышался чей-то голос:

– Метни в него саблю!

– Что? И потерять мой любимый меч? Не говори глупостей!

– Чем бы в него швырнуть?

Крики становились все громче. Что-то с шумом упало в воду рядом с Керином, обдав его брызгами.

– Не попал! – закричал метальщик. – Выверни еще один!

Они кидали в него булыжники, которыми была вымощена набережная. Решив, что с другой стороны корабля будет безопаснее, Керин попытался обогнуть его. В воду плюхнулось еще несколько крупных камней. Один из них по касательной стукнул его по голове, но тюрбан смягчил удар. Стараясь не потерять сознание, юноша удвоил усилия и очутился наконец с другой стороны носа корабля. Когда ему удалось высунуться из воды, он крикнул:

– Канат! Канат сюда!

Конец каната упал в воду рядом с Керином. Он ухватился за него, и матросы благополучно втащили его на палубу. Встав на ноги, юноша увидел дюжину куромонских матросов под предводительством помощника Тогару. Тут же была и Ноджири, надевшая наконец-то свой саронг как положено. Вдоль перил со стороны берега стоял ряд матросов с пиками дальневосточного образца: они оканчивались длинными, слегка изогнутыми лезвиями. Лезвия были достаточно прямыми, чтобы ими можно было колоть, но их ширина и изгиб позволяли наносить и рубящие удары. Матросы вглядывались в стражников и жрецов, толпившихся на набе режной, и обменивались с ними ругательствами и угрозами.

– Ты ведь мастер Керин? – вопросительным тоном произнес помощник Тогару.

– Ну да. – Юноша закашлялся и сплюнул. – Я надеялся, что вы оставите для нас трап.

– Ты ведь сказал, что вы собираетесь прибыть завтра ночью.

Керин хлопнул себя по лбу:

– Точно! У меня не было возможности сообщить об изменении в наших планах.

– Понятно, – ответил Тогару. – А теперь расскажи мне, что стряслось? Клянусь небесной бюрократией, сколько лет плаваю по морю, а ни разу еще не видел, чтобы голая женщина прыгала в полночь с берега на корабль! Эти люди на набережной хотят передать тебя в руки правосудия за похищение этой девушки, которая, как они утверждают, является собственностью храма, да еще за рану, что ты нанес одному из преследователей.

– Я лишь защищался. Я не сомневаюсь, что ты найдешь часового, который с палубы видел, как этот человек напал на меня. А что касается принцессы Ноджири, то она – родственница Софи, а жрецы собирались ее убить. Кроме того, ты ведь не хотел бы потерять двух пассажиров, которые сполна платят за проезд?

Тогару поклонился, приветствуя Ноджири и титулуя ее «твое высочество». Затем он позволил себе слегка улыбнуться:

– Я доложу капитану. Пока что вы можете обсушиться в своих каютах. Разумеется, мы этот сброд на борт не пустим – корабль является суверенной территорией Куромона.

Жрецы и стражники постепенно стали расходиться. Тогару приказал одному из палубных матросов в коротких штанах проводить Керина и Ноджири в каюты. Матрос поклонился офицеру, поклонился юноше и повел пассажиров по лестнице вниз. Керин, уже успевший подобрать свой меч, вместе с девушкой проследовал за провожатым на пассажирскую палубу.

Матрос зашел в одну из кают и вернулся с зажженной свечой в руке. Затем он отпер большую каюту в конце коридора, зажег бронзовый светильник, висевший под потолком, и с поклонами пригласил пассажиров войти.

Ноджири взглянула на кровать:

– Для двоих ложе тесновато, но я могу и на полу примоститься.

– Ни в коем случае, – сказал Керин, – эта каюта предназначена только для тебя. У меня есть место в каюте номер восемнадцать, которую я делю с отцом Цембеном.

Принцесса была изумлена:

– Но как же это, мастер Керин! Это же совершенно не по правилам! Почему женщина без всякого определенного положения вроде меня будет занимать одна эту великолепную каюту? Неужели я тебе противна? Или от меня дурно пахнет?

– О боги, нет, конечно! Но ты же принцесса…

– О, забудь о том, что я принцесса! – не без раздражения ответила Ноджири. – С тех пор как мой дядя меня продал, я всего лишь простолюдинка самого низшего звания – даже не человек, а просто вещь. В Салиморе ранг женщины соответствует рангу ее семьи. Раз моя семья от меня отказалась, никакого ранга у меня нет. А так как ты забрал меня из храма, куда я добровольно никогда не вернусь, то я твоя собственность, наложница, рабыня – все, что хочешь.

– Ладно! – сказал Керин. – Я никогда не собирался с тобой обращаться иначе, чем… гм… с другом. А могу я вернуть тебе твой ранг, если освобожу тебя?

– Лишь моя семья могла бы снова сделать меня принцессой, а на это надеяться не приходится. Если ты прогонишь меня, любой нахал может меня прибрать к рукам. Таков обычай.

– Что ж, только не рассказывай этого куромонцам. Если они будут считать тебя принцессой, то будут с нами почтительнее.

Керин чихнул.

– Мастер Керин, снимай скорее промокшую одежду, а то простудишься насмерть! – воскликнула Ноджири.

Уже привыкнув к тому, что салиморцы не придают особого значения наготе, он начал раздеваться.

– Так что, пожалуйста, никаких этих штучек – «я твоя рабыня» и так далее. Второй помощник Тогару совершенно серьезно относится к твоему титулу.

– Я буду стараться.

Ноджири энергично растерла Керина полотенцем, висевшим в каюте, и аккуратно сложила его мокрую одежду.

– Я это повешу сушиться.

И она вышла, а юноша уселся на стул.

– Мастер Керин, – послышался визг Белинки, которая голубым огоньком заплясала в свете лампы, – прыгать на корабли по ночам ты явно не очень хорошо выучился.