Откуда же мне взять мнение, которое так интересует Лауру Хеланто?

В голове ни одной идеи. Лишь панические расчеты, которые ведут в один и тот же тупик, и пользы от них ноль. Версия, призванная доказать мою невиновность и спасти мой парк, оказалась несостоятельной. А другой у меня нет. Это значит, что каждый раз, возвращаясь мыслями к началу, я упираюсь в тот же тупик.

Зато мне легко представить себе, что будет дальше.

Ластумяки и Салми арестуют меня за убийство, парк «Заходи, здесь весело!» разорится. Йоханна, Эса, Самппа и Минтту К потеряют работу, а «Сальто-мортале» станет единственным парком приключений в столичном регионе и лидером на рынке развлечений. Порядок событий может меняться, но для меня исход один — крах.

И ничего тут не поделаешь.

Это действительно конец.

А отвечать за все мне.

Ситуация выглядит безнадежной. Я не нахожу удовлетворительного решения задачи. Но, по крайней мере, в ней должна быть какая-то логика. Я вздыхаю, беру в руки телефон и пишу Лауре, что буду в Отаниеми примерно через полтора часа. Преодолеваю искушение добавить, что, может быть, и не приеду, потому что попал в такую передрягу, что даже математика не в силах меня спасти. Я на нее рассчитывал, но она меня подвела. Итог: я убийца и предприниматель на грани банкротства, хитростью проникший к Лауре в дом.

Настроение у меня паршивое. А каким еще ему быть? В так называемое позитивное мышление я не верил никогда, даже когда не управлял парком приключений. Теперь же оно представляется мне особенной бессмыслицей. Реальная угроза не превратится в абстракцию просто оттого, что я скажу себе: да будет так. Должны измениться фактические обстоятельства. Пока они остаются прежними, я могу сколько угодно фальшиво уверенным голосом повторять, как это делал мой бывший начальник Перттиля, что в каждом из нас живет спящий медведь, который ничего не боится и готов в любой момент заявить свои права. Все, что надо, чтобы его разбудить, — собраться группой и начать хором рычать. Я помню, как противно мне было слушать это рычание, на котором настаивало начальство страховой компании, когда мои коллеги по отделу управления рисками целыми днями послушно рычали друг на друга. Я не стал медведем тогда, не стану им и сейчас.

Я страховой математик, актуарий.

Актуарий, который допустил ошибку в расчетах. И подвел всех остальных.

Пора им услышать правду.

Я начинаю со своих сотрудников. Собираю их в пустующем «Крендельке». Йоханна частично погасила свет; мы сидим в освещенном углу кафе и ждем Эсу, который опаздывает, что для него нехарактерно. Самппа расположился дальше всех от меня и без конца перекидывает со стороны на сторону свои длинные волосы, как будто никак не может решить, что идет ему больше. Время от времени Самппа наклоняется вперед, кладет подбородок на руки, как на перекладину, смотрит куда-то вдаль взглядом писателя, размышляющего о судьбах мира, и снова принимается терзать свою прическу. Кристиан ест ванильный творожок с высоким содержанием белка — так сосредоточенно, что всем становится ясно: на свете нет занятия важнее. Минтту К сидит рядом со мной и пьет из литровой кружки кофе, явно сдобренный алкоголем, по запаху напоминающим керосин, и курит французские сигареты без фильтра — в помещении, где курение категорически запрещено. Йоханна не делает ничего, лишь неотрывно смотрит на меня. Смотрит и ничего не говорит. Я так и не научился читать по выражению лица ее мысли и, боюсь, причина в том, что никаких мыслей у нее нет.

Поначалу мне кажется, что настроение у собравшихся как-то не соответствует нашему печальному положению. Но потом я понимаю, что мои сотрудники просто не знают того, что знаю я. Что ж, сейчас я сообщу им о том, что у меня ничего не вышло. Все кончено.

— Малиновый шалунишка, — внезапно говорит Йоханна.

— Простите? — переспрашиваю я.

— Хотите? У меня немножко осталось.

— Нет, спасибо.

— «Розовый расслабон»?

— Нет, спасибо.

— «Побег карамельной зебры»?

— Нет-нет.

— «Рыба-еж»?

Йоханна еще перечисляет оставшиеся непроданными и хранящиеся в морозильнике лакомства, когда приходит Эса.

— Прошу прощения за опоздание, — говорит он, тяжело плюхаясь на стул. — На установку растяжек ушло больше времени, чем я думал.

Понятия не имею, о чем толкует Эса, и не испытываю ни малейшего желания это обсуждать. Я готов перейти к главному, ради чего мы собрались.

— Спасибо всем, что пришли, — начинаю я и по очереди смотрю на каждого. — Спасибо, что продолжали работать в обычном режиме, несмотря на исключительные обстоятельства. Поддерживали парк в идеальном состоянии, хотя ситуация была и остается сложной.

Все молчат. Слышно только чмоканье, с каким Кристиан слизывает с ложки творожок, хлюпанье Минтту К, потягивающей свой керосин, и звуки каких-то вулканических процессов в недрах Эсы.

— Как вы уже, наверное, поняли, мне не удалось найти решение в обещанные сроки. А теперь я убедился, что поиск решения вообще…

Эса напрягается, прочищает горло, но не произносит ни слова и даже не смотрит на меня, так что я продолжаю:

— Короче говоря, я сделал все что мог и больше не буду просить вас потерпеть или что-нибудь еще в этом роде, потому что…

Эса снова прочищает горло. Он смотрит прямо перед собой. В атмосфере кафе что-то меняется; у меня предчувствие, что в дополнение к вулканическому урчанию в чреве Эсы разразится гроза с громом. Я подбираю слова, чтобы завершить свое выступление, но меня опережает Минтту К:

— Мой сладкий, тебе не нужно ни о чем просить.

— Шнур уже горит, — отзывается Эса, наконец-то соблаговолив взглянуть на меня.

— Что это значит? — спрашиваю я.

— Мы не могли оставить вас одного отдуваться за все, — подает голос Кристиан.

Не знаю, сколько мыслей одновременно проносится у меня в голове, одно могу сказать наверняка: немало.

— О чем это вы?

С минуту все четверо молчат.

— Мой сладкий, — нарушает молчание Минтту К, — ведь после неразберихи между тобой и твоим братом мы подписали новый контракт с новыми условиями, чтобы все начать, так сказать, с чистого листа. Ты сам это предложил. Я уверена, ты помнишь.

— Отлично помню, — признаю я. — И на то была веская причина.

— Значит, теперь мы четверо, — продолжает Минтту К, набрав полные легкие дыма и поочередно указывая французской сигаретой на каждого из коллег, — вправе принимать решения в интересах парка и собственных интересах — при условии, что придем к единому мнению.

— Конечно, — говорю я, пытаясь прийти