Я же непокорно вскинула подбородок и уставилась перед собой. Я не собиралась кланяться представителям какой-то королевской семьи, считавшими себя богами этого мира из-за того, что они обладали частичкой магии.

Они заберут меня, но сделают это против моей воли. Я была Адарой Кахира из Беззвездного мира, и, несмотря на страх перед королевской семьей, я не собиралась преклонять перед ними колени.

Уж лучше умереть.

Королевские стражи остановились перед нами, и моя мать рухнула на колени. Я с отвращением уставилась на стражника, который шел первым.

Он внимательно посмотрел на меня. Его взгляд остановился на моих ногах, и он стиснул зубы. Но мужчина не отчитал меня, а просто спешился и подошел ко мне.

– Адара Кахира. – Судя по хриплому голосу, стражник провел немало лет с трубкой во рту.

Я кивнула, но промолчала. Оглядела стражников в поисках Эврена, но его не было.

– От имени дома Ахлис я должен доставить вас на помолвку с наследным принцем Ситлали.

Я фыркнула и оглядела шеренгу остальных стражников.

– Он слишком занят, чтобы явиться лично?

Вокруг меня раздались изумленные возгласы, но на суровом лице мужчины появилась легкая улыбка.

– Верно, Благословленная.

Я закатила глаза. Я ненавидела это имя не меньше, чем судьбу, которой оно меня наградило.

– Нас ждут в Ситлали до наступления ночи. – Мужчина жестом показал на черную карету позади стражников. Увидев ее, я вздрогнула от ужаса.

– Сколько займет путь? – Я постаралась не показать свой страх.

– Несколько часов. – Стражник кивнул в сторону моей матери, которая по-прежнему стояла на коленях. – Вам пора попрощаться.

Я посмотрела на мать, которая встала, лишь когда стражник сделал шаг назад. Слезы душили меня – такой бури эмоций даже я от себя не ожидала. Я всегда злилась на мать и все же не была готова оставить ее.

Мне не хотелось прощаться.

– Будь мудрой, Адара. – Дрожащими руками мать сжала мои ладони. – Делай то, что от тебя хотят.

И вот оно: опять эти отвратительные слова. Каждое из них вонзалось в грудь, как кинжал, но мне не следовало удивляться. Мать всегда желала мне лишь такой участи.

Я кивнула и притянула ее к себе. Я не прошептала слов любви, не поделилась страхом потерять ее, потому что не была уверена в этих чувствах. Но кроме матери у меня никого не было.

Она прижалась ко мне и через секунду отстранилась. Заправила выбившуюся прядь за ухо, чтобы моя прическа была идеальной. Взгляд ее темно-карих глаз – таких же, каким был мой правый, – изучил мое лицо, но больше она ничего не произнесла.

В тот момент я подумала, не сожалеет ли мать о принятом решении теперь, когда смотрит на меня, и льдисто-голубой оттенок моего левого глаза напоминает ей о моем отце.

Она всегда говорила, что я в равной степени хранила в себе черты матери и отца. Половину отца, половину ее, женщины, которая так легко отдала меня. Но мать ошибалась. Мы были разными.

Я повернулась к стражнику, который кивнул теперь в сторону кареты. Я сделала к ней несколько коротких шагов и проигнорировала протянутую руку.

Сев в карету, я глубоко вздохнула. Дверца закрылась, оставив меня наедине с ужасом моего будущего. Убранство кареты было прекраснее всего, что я когда-либо видела. Сиденье с деревянной спинкой было обито упругой черной кожей. На нем лежали красные атласные подушки.

Я откинулась на них и выглянула в открытое окно. Один из стражников загружал мой маленький сундук в карету, а мать тоскливо смотрела на меня со слезами на глазах.

От этой картины у меня сердце сжалось в груди, но потом я заметила, что она держит в руках свиток, скрепленный кроваво-красной печатью с королевским гербом.

Я прекрасно знала, что в нем написано. На этот свиток мать обменяла меня. Вот что ей пообещали много лет назад, когда она так охотно согласилась на мою помолвку с нашим врагом.

Стражники не медлили: они получили то, за чем пришли. Я вцепилась в сиденье, когда лошади рванулись вперед и карета тронулась с места.

В панике я посмотрела на мать, но ее нельзя было разглядеть в толпе людей, собравшихся на улице. Большинство махали мне руками с улыбками на усталых лицах. Другие бросали белые полевые цветы.

Это было знаком уважения. Обычно мы чествовали так лишь тех, кто оставил этот мир и ушел к богам. Я с ужасом смотрела, как лепестки падают на землю.

Я дотронулась до своего кинжала, когда карета ускорилась и вид за окном превратился в размытое пятно. Уже через несколько минут мы оказались у трещины, и я с тревогой смотрела, как мой мир проносится мимо. Сердце выпрыгивало из груди.

С каждым оборотом деревянных колес кареты мой страх усиливался.

Я никогда не видела, чтобы кто-то пересекал трещину, кроме моего отца, но тогда я была слишком мала, чтобы запомнить это. Легенда гласила, что магия, таящаяся в трещине, навсегда меняет Беззвездного. Но о Благословленных звездами историй было очень мало. Я знала лишь одно: если перейти трещину, назад уже не вернешься.

Не имело значения, как менялись люди под влиянием магии. Они все равно никогда не возвращались. Вот и я больше никогда не вернусь домой.

Затаив дыхание, я зажмурилась, когда мы приблизились к границе моего мира, и медленно открыла глаза, точно зная, что мы пересекли ее. Лошади не замедлились ни на секунду – все так же неслись вперед.

Я выглянула в окно. Мир вокруг не отличался от того, который я только что оставила. Но он ощущался иначе. Это было сложно объяснить, но я чувствовала себя так же, как накануне ночью с Эвреном.

Россыпь отметок на моих щеках и спине словно ожила, кожа вибрировала. Казалось, магия этих земель пробудила что-то в моем проклятии. Но это ощущение было не сравнить с тем, что сделало со мной прикосновение Эврена. Магия этого мира казалась лишь его бледной тенью.

Я провела пальцами по щеке, пытаясь уловить это чувство. Оно было чужим и близким одновременно.

Я долго водила пальцами по отметкам, с которыми родилась. Наконец уставилась в окно. Пейзаж очень напоминал тот, что я видела дома, и вскоре зеленые поля и густые леса наскучили мне.

Я даже не поняла, что заснула, как карета вдруг остановилась. Резко проснувшись, я вцепилась в сиденье напротив, чтобы не упасть. Я так легко расслабилась в присутствии мужчин-фейри – от этой мысли сердце забилось чаще.