Илл. 4. Егор Ботман. Портрет графа Карла Васильевича Нессельроде. 1860-е

9 (21) февраля Сеймур прочитал Нессельроде депешу Росселя, в которой содержалась благодарность королевы за искренний и дружественный обмен мыслями. Россель высказал свое мнение о том, что распад Турции может произойти «через двадцать, пятьдесят, сто лет» и потому в настоящее время соглашение о ее разделе преждевременно, так как оно может вызвать обострение как внутри Оттоманской империи, так и вокруг нее. Кроме того, Лондон заявил об отсутствии желания овладеть Константинополем и обещал поставить Петербург в известность, если в Англии возникнет готовность приступить к соглашению о разделе турецкого наследства.

Как показали дальнейшие события, император не понял или не захотел понять произошедшего. Совет Лондона обращаться с Турцией ласково вызвал у него замечание, что такое обращение применяется, «но бесполезно, и именно это может вызвать войну и все ее последствия». 10 (22) февраля он пригласил Сеймура в Зимний дворец для обсуждения депеши Росселя. Напомнив британскому дипломату о том, что в 1829 и в 1833 гг. именно он выступил сторонником сохранения Оттоманской империи и даже ее защитником, Николай I высказал свое убеждение в том, что распад этого государства вполне возможен и близок, а также подчеркнул, что объединившиеся Англия и Россия смогут не принимать во внимание позицию Франции. При этом император счел необходимым особо отметить, что позиции России и Австрии в вопросе о Турции идентичны.

Определенные основания для этих слов у Николая I были. В 1852 г. на черногорско-турецкой границе произошел ряд столкновений, закончившихся взятием черногорцами небольшого турецкого укрепления. Против княжества была направлена 60-тысячная армия во главе с Омер-пашой. Инцидент грозил дорасти до значительных размеров и охватить Боснию и пограничные районы Австрии. В защиту Черногории выступила Вена. В начале 1853 г. в Константинополь прибыло австрийское посольство, которое потребовало остановки военных действий. Этот демарш был полностью поддержан русской дипломатией: Николай I заявил, что в случае австро-турецкой войны окажет Вене союзническую помощь. В результате, столкнувшись с ультиматумом и концентрацией австрийских войск на границе, турки, несмотря на энергичную поддержку, оказанную им Францией, вынуждены были пойти на уступки и в конце февраля 1853 г. принять австрийские требования. Франц-Иосиф был весьма удовлетворен поддержкой России, его министр иностранных дел неоднократно публично повторял, что кризис продемонстрировал «идентичность идей и политическую солидарность двух Императорских Кабинетов». Казалось, сотрудничеству России и Австрии ничего не угрожало. И всё же реальная картина была далека от той, которую видели (или хотели видеть) в Петербурге.

Илл.5 Теодор Фрер. Город Иерусалим. 1881

Николай I явно переоценил прочность своего влияния в Европе, так и не поняв значительных изменений, произошедших в том числе и благодаря постоянному усилению веса и влияния России на этом континенте. Политическое противостояние между Францией и Великобританией, столь характерное для середины и конца XVIII столетия, во многом завершилось после Венского конгресса. Россия теряла то выигрышное положение, при котором ранее она находилась на периферии конфликтов между державами, боровшимися за господство на море и суше. Ранее она была желанным союзником практически для любой коалиции, которая складывалась в Европе, теперь она претендовала на первенство и потому объединяла основных участников европейского политического концерта против себя. Ни в Лондоне, ни в Париже, ни в Вене не желали перехода Константинополя и проливов под контроль России. Николай I по-прежнему рассчитывал на то, что англо-французские противоречия на Ближнем Востоке и прежде всего в Сирии и Египте исключат возможность политического объединения Лондона и Парижа, и не ожидал враждебного выступления Великобритании.

Илл.6 Луи Хаг по рисунку Дэвида Робертса. Мечеть Омара в Иерусалиме. 1839

Илл. 7 Михаил Зичи. Николай I на строительных работах

Это был колоссальный просчет, впрочем, не меньший, чем надежда на консервативное единение с Веной и поддержку Австрии, которая уже «подвела» императора в 1852 г. в случае с официальным признанием титула императора за Наполеоном III. Министр иностранных дел Австрийской империи граф Буоль, сменивший на этом посту умершего Шварценберга, категорически противился всяким планам усиления России на Балканском полуострове, считая, что в таком случае само будущее империи Габсбургов будет поставлено под угрозу. Австрийцы опасались и того, что Франция может поддержать королевство Пьемонт в его планах объединения Италии и, следовательно, вытеснения австрийского присутствия с севера Апеннинского полуострова, сорванных фельдмаршалом Радецким в 1848 г. под Кустоццей. Лозунгом Вены в этот момент стала формула «самый худший мир лучше войны». Сам Буоль, с точки зрения его родственника и русского посла в Вене барона П. К. Мейендорфа, абсолютно не заслуживал доверия: «Мой шурин Буоль — величайший политический собачий отброс, которого когда-либо я встречал и который вообще существует на свете».

Уже в начале января 1853 г. опасность столкновения Турции и России была достаточно высока. «Могущий быть в скором времени разрыв с Турцией, — писал в это время Николай I, — приводит меня к следующим соображениям. 1. Какую цель назначить нашим военным действиям? 2. Какими способами вероятнее можем мы достичь нашей цели? На первый вопрос отвечаю: чем разительнее, неожиданнее и решительнее нанесем удар, тем скорее положим конец борьбе. Но всякая медленность, нерешимость дает туркам время опомниться, приготовиться к обороне и вероятно французы успеют вмешаться в дело или флотом, или даже войсками, а всего вероятней присылкой офицеров, в каких турки нуждаются. Итак, быстрые приготовления, возможная тайна и решительность в действиях необходимы для успеха. На второй вопрос думаю, что сильная экспедиция с помощью флота, прямо в Босфор и Царьград, может всё решить весьма скоро. Если флот в состоянии поднять в один раз 16 т. чел. с 32 полевыми орудиями, с необходимым числом лошадей при двух сотнях казаков, то сего достаточно, чтобы при неожиданном появлении не только овладеть Босфором, но и самим Царьградом. Буде число войск может быть и еще усилено — тем более условий к удаче».

«Турки с ума сходят, — писал вскоре после этого император Паскевичу, — и вынуждают меня к посылке чрезвычайного посольства, для требования удовлетворения; но вместе с тем вынуждают и к некоторым предварительным мерам осторожности. Поэтому я теперь уже сбираю резервные и запасные батальоны и батареи 5-го корпуса: ежели дело примет серьезный оборот, тогда не только приведу 5-й корпус в военное положение, но и 4-й, которому вместе с 15-й дивизией придется идти в княжества для скорейшего занятия, покуда 13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия