Уже несколько попаданий пришлось на торчащие из глубоких танковых капониров башни «тридцатьчетверок». Пробитий, правда, пока нет, но экипажам достается крепко – каждый удар немецкой болванки ощутимо встряхивает машины и оглушает людей. Кроме того, велика вероятность, что выдержавшая фронтальный удар броня крошится изнутри, бьет экипажи пусть мелкими, но опасными осколками, которые могут всерьез травмировать, а иногда и убить. В любом случае вести точный ответный огонь в подобных обстоятельствах практически невозможно, и очевидно, что шесть горящих панцеров помимо подбитых ранее пяти «коробочек» есть максимальный результат нашего артиллерийского прикрытия.

Еще немного – и минимального угла возвышения горизонтальной наводки стоящей на высоте зенитки будет уже недостаточно, чтобы драться с вражескими машинами. Правда, и они какое-то время не смогут достать наших девчонок… Но благодаря мертвой для огня обеих сторон зоне у немцев появится явное преимущество, ведь, проскочив ее, они смогут выйти практически к самой батарее. Так было в реальности, но сегодня на самой границе непростреливаемого участка расположился опорный пункт роты. Да только уверенности, что нам хватит сил тормознуть оставшиеся девять танков и с десяток бронетранспортеров с десантом, у меня нет никакой… Хоть бы сразу не побежали…

Очередной снаряд зенитки, удачно всаженный расчетом под основание башни «тройки», сорвал ее с погон, заставив замереть машину, замыкающую острие вражеского клина. Но практически одновременно с нашим восторженным криком «ура!» (бойцы ликовали при каждом удачном попадании) два тормознувших панцера с коротких остановок точно всадили по болванке в одну из «тридцатьчетверок» – и в этот раз чуда не случилось. Выпущенные с дистанции менее пятисот метров бронебойные снаряды пробили броню нашей «коробочки», вызвав практически сразу последовавшую за выстрелами детонацию снарядов. Хоть осколочно-фугасных выстрелов в боезапасе курсантов было раза в два меньше нормы, их подрыва хватило, чтобы мощный взрыв подбросил башню танка на несколько метров в воздух…

– Твари!!!

Ненависть к фрицам, страх за Олю и чувство вины, что позволил ей перевестись к нам, желание поквитаться за погибших танкистов – все эти чувства захватили меня в один миг, заставив забыть о буквально смертельной опасности. Аккуратно прислонив винтовку к стенке окопа, я вытащил из нижней ниши обе бутылки с КС и, пригнувшись, молча припустил по ходу сообщения наперерез ближнему танку.

Большинство бойцов ожидаемо жмутся на дне с таким трудом вырытых ячеек – плотный (головы не поднять!) огонь курсовых и спаренных танковых МГ-34 буквально срезает бруствер на дно траншей. Панцеры поддерживают и пулеметчики «ганомагов», только теперь высаживающих десант и активно прикрывающих камрадов плотной стрельбой.

До одного из бронетранспортеров сумели удачно дотянуться зенитчицы, вложив в открытый кузов машины осколочно-фугасный снаряд. Отделение мотопехотинцев, еще не успевшее покинуть десантный отсек, накрылось в одну секунду, но в ответ как минимум три пулеметные трассы уверенно скрестились на последней уцелевшей зенитке. М-да, боюсь, что уцелевших девушек не хватит сформировать и единственный боеспособный расчет…

Между тем «тройки» неотвратимо приближаются, уже ощутимо чувствуется явная дрожь земли, в которую вминаются траки более чем двадцатитонных машин. И хотя мы сегодня же обкатывали бойцов, сейчас мало кто может пересилить свой страх перед бронированными махинами. То, что это средние танки, в голове как-то не особо укладывается…

– Огонь! Огонь, твою ж налево, отсекайте пехоту!!!

Добежав до ячейки расчета ручного «дегтярева», я не удержался от начальственного рыка. Но рычу по делу, ведь если не прижать немецкий десант и позволить зольдатам вермахта добежать до окопов вместе с панцерами, то роту раздавят в считаные минуты. Шанс сжечь «коробочки» у нас появится, только если мы заставим пехоту залечь, а значит, нужно драться!

– Я сказал – огонь!!! Или мне вас расстрелять за неподчинение командиру в бою?!

Перехватив вторую бутылку левой рукой, правой потянулся к кобуре. Младший сержант и его помощник, сбледнувшие при виде вороненого ТТ, зашевелились, укладывая на бруствере пулемет. Первый номер тут же сгоряча саданул длинную, вполовину диска очередь поверх голов приближающихся десантников.

– Ты что, тварина, пулемет угробить хочешь?! Бей короткими, целься! Думаешь, если поверх голов лупить будешь, тебя фрицы пожалеют?! У них приказ энкавэдэшников в плен не брать!

Тут я, конечно, приврал: слышал, что пограничников вроде как немцы в плен не брали, но, на мой взгляд, байка. И потом, нацисты в бою одинаково жестоки к побежденным, а уж к тем, кто дрался с ними наиболее самоотверженно и ожесточенно, зачастую и вовсе беспощадны. Но младшему сержанту, первому номеру расчета ДП-27, об этом не стоит знать: воевать лучше будет…

Вторая очередь «дегтярева» легла гораздо ближе и кучнее к бегущим фрицам, кажется, зацепив кого-то из десантников. Но в ответ тут же ударили скорострельные танковые «машингеверы», срезая бруствер. Я инстинктивно шарахнулся в сторону по ходу сообщения, отчетливо расслышав мерзкие чпоки рвущейся плоти… Вскрикнул второй номер, поймав пулю в плечо, а сержанту строчка трассеров в клочья изорвала гимнастерку на груди, отбросив мертвое тело бойца на дно ячейки.

Следом в бруствер точно врезался пятидесятимиллиметровый снаряд, снеся его остатки и врезавшись в противоположную стенку окопа – был бы осколочный, тут-то мне и конец. Но фрицы зарядили бронебойный, собираясь высадить его в молчащую «тридцатьчетверку», и поспешили выстрелить из орудия. Повезло… В этот раз. А вот первому номеру – нет. Столь скорая смерть бойца, которого я фактически и погубил, меня ошеломила; на несколько долгих, томительных секунд я замер, не в силах пошевелиться, а в чувство пришел, только услышав очереди «максима». Второй станковый пулемет ротный приберег, определив его место в глубине позиций. Так, кстати, делают и фрицы. Очевидно, Герасимов собирался использовать его в качестве последнего резерва при прорыве фрицев к ротному КП, но вынужденно ввел в бой уже сейчас.

Ровные строчки трассеров кучно бьющего станкача устремились навстречу десантникам, заставив залечь одну из групп атакующего противника, раздались, возможно, первые и пока редкие выстрелы трехлинеек. Но в дело включились «снайперы»: на моих глазах упал рослый фриц с МП-40 в руках, словив пулю в живот. Хороший, точный выстрел, как я и учил. Разве что наличие пистолета-пулемета для десантников из мотопехоты германцев не такая уж и редкость, и не факт, что это был даже унтер, но я все равно испытал гордость за подготовленного мною бойца. Наверное, Кошкин Ваня, он лучший стрелок в снайперской паре второй роты…

Всем хорош устойчивый, кучно и метко бьющий «максим» с водяным охлаждением, работающий, словно заправская швейная машинка, и способный буквально выкосить пехоту наступающего врага. Разве что размеры его подводят: даже без щитка массивное тело пулемета