— Не знаю, — промямлила Юлька, проклиная свою нерешительность. Возникнет у нее, наконец, характер или нет?!

— Ну, что ж, — сказал секретарь райкома. — «Не знаю!» — это уже кое-что.

Он полистал маленькую телефонную книжку в синем ледериновом переплете и набрал номер.

— Иван Филиппович?.. Сизых, из райкома комсомола. Да… В счет нашей, так сказать, задолженности девушку посылаю. Фамилия? — Роман Иванович вопросительно взглянул на Юльку.

«Не надо! — хотелось ей крикнуть. — Я лучше пойду, я больше не буду!» И даже: «Пожалейте!» Но сказала она совсем другое.

— Рогова, — сказала Юлька. — Юля.

— Юля Рогова, — продолжил секретарь, — комсомолка, только что окончила десять классов… — И начал твердить, кивая головой. — Да… Да… Конечно… Да… Э, нет, вам об этом самим заботиться надо: условия создавать, наставников подбирать стоящих. Еще хоть одна уйдет — поссоримся!.. Эта? — Роман Иванович отодвинул трубку от уха и пытливо взглянул на Юльку. Глаза посветлели, разгладилась морщинка на лбу. — Эта не уйдет, — произнес он уверенно. — Ладно, добро! — И повесил трубку.

«Еще как уйдет! — подумала Юлька со злостью. — При первой возможности. А то — нашли бедное бесхребетное!»

— Держи, Юля Рогова. В важнейшую отрасль хозяйства работать идешь. — Он повторил: — В важнейшую! — И протянул Юльке листок бумаги, на котором успел записать адрес и телефон.

С секретарем она, кажется, не попрощалась. Вылетела из кабинета пулей — со свистом.

Дальше был райпищеторг, был Иван Филиппович, начальник отдела кадров — седой, с лицом, изрезанным многочисленными морщинами.

Беседа продолжалась минут пять, и, как показалось Юльке, повышенного интереса к ее особе начальник кадров не проявил, за что она была ему благодарна. Дал он Юлии Константиновне Роговой направление в продовольственный магазин номер шестнадцать, к директору Дорофееву, и сказал, что там, на месте, ее оформят ученицей продавца с окладом сорок пять рублей в месяц. Это, как говорится, не густо, но учеба будет продолжаться недолго, всего три месяца, если, конечно, Юлька проявит себя человеком толковым и прилежным.

Затем Иван Филиппович вручил Юльке книгу — квалификационный справочник для продавцов, — дабы (он так и сказал — дабы) на досуге она внимательно прочла и запомнила, в чем заключаются обязанности младшего продавца мясной гастрономии, поскольку именно в этот отдел должны будут поставить Юльку. По прочтении книгу надлежало вернуть Ивану Филипповичу в собственные руки.

— И вот еще что, — сказал Иван Филиппович, когда Юлька встала, чтобы уйти. — С первого дня начинай воспитывать в себе гордость за свою профессию. Поняла?

Юлька ответила, что поняла, хотя, честно говоря, ей было не совсем ясно, в чем должна выражаться профессиональная гордость продавца. Задирать нос перед покупателями? Вряд ли. Но как раз это-то она бы смогла, будьте уверены! Недаром в прошлой жизни — теперь Юлька так называла все прожитые ею годы и месяцы вплоть до болезни папы — кое-кто считал ее гордой и неприступной. Скорее всего, потому, что Юлька умела отбрить любого, кто распускал язык, а тем более руки. Тут-то характера хватало. С избытком.

Итак, завтра в магазин…

Вновь перебрав в памяти все случившееся, Юлька, однако, не заплакала, как вчера и как несколько раз сегодня. Но все равно чувство пустоты и одиночества ее не оставило. Напротив, без слез оно ощущалось еще острей.

На часах три. Надо купить фрукты для папы, потом поехать в больницу, оттуда в прачечную за бельем и еще сделать много другого — вон на столе список, там все записано.

Она медленно вылезла из кресла. Книга, лежавшая на коленях, соскользнула на пол и захлопнулась. Подняв ее, Юлька решила погадать — задумать номер страницы и какую-нибудь строку сверху или снизу, а потом прочесть. Так они иногда делали на уроках литературы, гадали по хрестоматии. Гадали для смеха, но все равно бывало жутковато.

— Сто восьмая страница, пятнадцатая строка снизу, — громко сказала Юлька и открыла книгу.

Пятнадцатая строчка гласила: «Обслуживает покупателей».

Что ж, все правильно…

Глава вторая

В магазин Юлька вошла не сразу. Походила рядом, потопталась возле витрин.

За одним из широких окон во множестве красовались пустые винные бутылки, призванные, по-видимому, изображать изобилие данного рода продукции; в другом висел большой рисунок свиного окорока; в третьем были расставлены помятые и изрядно запыленные коробки с макаронами, лапшой, желудевым кофе. Четвертую витрину Юлька смотреть не стала, а вернулась к окороку.

Окорок поразил ее картонной своей неаппетитностью. Он был почему-то коричневато-грязного цвета.

Она оглянулась вправо-влево, хотела выяснить, удивляются ли и другие, наткнувшись взглядом на живописный шедевр, выставленный в витрине.

Люди спешили мимо, лица их были сосредоточенны и замкнуты, они быстро входили или выходили из магазина, ни на чем постороннем не задерживая своего внимания.

Торговый зал магазина, обрамленный с трех сторон массивными холодильными прилавками, показался Юльке темноватым и неуютным. Впечатление это усилилось, когда возле окна она увидела гору зеленых полиэтиленовых ящиков, заполненных порожней посудой.

Юлька огляделась.

Справа шла торговля молочными продуктами. На прилавке были выставлены пакеты молока и сливок, а также пол-литровая банка с засыпанной в нее на три четверти солью. Рядом стояла табличка: «Сметана 1 сорт. 1 руб. 50 коп.». Несоответствие надписи содержимому банки не смущало ни покупателей, ни продавцов.

В центре зала, напротив входной двери, располагался гастрономический отдел. Очередь здесь стояла плотно, и Юлька ничего не сумела рассмотреть.

В левой части зала продавали мясо. Высокий дядя в светло-голубом женском берете крутил перед самым носом пожилой покупательницы кусок свинины, словно предлагал не только со всех сторон осмотреть возможную покупку, но и обнюхать. За ухом продавца торчал остро заточенный карандаш.

Юлька направилась было к нему, чтобы спросить, как ей пройти к директору магазина, когда у молочного прилавка послышался резкий и неприятный крик, что-то стеклянное коротко звякнуло и разбилось о кафельный пол. Все немедленно стали смотреть в ту сторону.

Продавец мяса тоже устремил свой взгляд в сторону молочного отдела. Роста продавец был длинного и видел, наверное, больше других, потому что тут же и высказался с каким-то затаенным ехидством:

— Клашка бунтует. От смехота! — Крутнув головой, он затем свирепо уставился на покупательницу: — Ты, мать, усадьбу, что ли, торгуешь с садом и прудом? До вечера будешь выбирать?

Покупательница испуганно засуетилась, но взяла ли она кусок свинины, Юлька так и не узнала, поскольку прошла к молочному отделу. Там, очевидно, разыгрывалась какая-то драма. Надрывно и хрипло кричала продавщица — средних лет женщина с сухим, костистым лицом и горящими злобным страхом глазами. Она неистово отталкивала от весов руки коренастого, одетого в новенький свитер