Я — «слишком примитивно». Борис — «зрело». «Любовь — это решение двух зрелых людей посвятить себя друг другу». И я посвящаю, как могу. И он посвящает, как может — он заботится о том, чтобы наша семья «повышала свой уровень».

Иногда, когда я смотрю в зеркало, мне хочется побиться своей красивой ухоженной головой о стену.

Ну а в целом всё прекрасно. У нас показательно успешная семья, высокопоставленные друзья и прекрасный сын. Наш доход растёт. «Время — деньги». Но, видимо, лично я стою не так уж и много. Потому что времени на меня нет… А рост дохода никак, совершенно никак не отражается на «уровне моей удовлетворённости». Но это всё, конечно, потому что я «глупая девочка» и не смотрю в будущее.

Но как же быть с настоящим?

Падаю на спину, разглядывая себя в зеркальный потолок. Для чего я так убиваюсь над фигурой, если секс у нас всегда в темноте и наскоро, чтобы Борис мог расслабиться и работать спокойно дальше? Аа… ну да. Идеальная форма жены — лицо и показатель респектабельности мужа.

Швыряю полотенце, лежащее в изголовье, в стену.

Я, честно сказать, хреновая жена. Мне кажется, я начинаю презирать своего горячо любимого когда‑то мужа. Во время его убедительных монологов в моей голове всё чаще высвечивается неоновыми буквами это ужасно позорное слово «развод». Но в наших семьях не разводятся. Ничто изнутри не должно затронуть репутацию семьи. Бунтарка из меня посредственная. Никогда я не решусь на развод.

Пытаюсь вспомнить, было ли у нас когда‑нибудь по‑другому? Было. Когда я, восемнадцатилетняя дурочка, боялась и слово сказать против, заглядывая ему в рот.

Такое себе «другое».

Слышу смех сына в соседней комнате. А это значит, происходит нечто, что наверняка расстроит отца. Весёлый смех — это первый признак.

—Катюш?— кричу я.— Вы точно учите французский?

—Точно!

Прошлая гувернантка была уволена месяц назад. За несоответствие «нашему уровню». К Екатерине он тоже отнёсся отрицательно. Но это была одна из моих редчайших побед.

Мой будильник на фитнесс‑браслете пиликает восемь часов.

Борис очень пунктуален. Быстро убираю в гостиной за собой, забегаю на пять минут в душ и иду в детскую. Илья, валяясь на коврике вместе с Катей, смотрит французские мультики.

—Кать! Да ты что?.. Убери телефон немедленно. У вас же урок французского. Если Борис увидит телефон… Никаких гаджетов!! Ты же знаешь!

—Виктория Алексеевна, ему шесть, учить язык по мультикам — это самое то!

—Мамочка…— складывает Илюшка умоляюще свои маленькие пальчики.— Пожалуйста! Я не скажу папе.

В окно вижу, как во двор заезжает гелик мужа.

—Быстренько!! За стол!— командую я нервно.

Илюшка сдружился с Катей, и я очень боюсь, что Борис уволит и её.

Быстро убираю с пола пару игрушек и бросаю им на стол пропись по французскому.

Дверь открывается…

—Привет!— выхожу его встречать.

—Да… да… конечно. Через сколько?— смотрит на часы, разговаривая по гарнитуре.— Обязательно перезвоню,— нажимает кнопку, скидывая вызов.

—Добрый вечер!— ещё раз пытаюсь я, но он поднимает вверх палец, прося подождать.

Вторая линия, как обычно.

—Андрей Семёнович? Это Борис, да… мхм… Ясно‑ясно…

И мне всё ясно! Ухожу в столовую накрывать ужин. Переодевшись, он сначала заглядывает в комнату сына, о чём‑то строго разговаривает с Катей, а потом заходит ко мне. Я разогреваю ему плов.

—У тебя был свободен весь день, Тори, и ты не можешь вовремя мне подать ужин? Чтобы я пришёл и сразу сел за стол? Ты же знаешь, что…

Мысленно выключаю звук, молча игнорируя этот выпад.

—Как прошёл твой день, дорогая?— переключается он, когда я наконец‑то сервирую ему ужин и сажусь напротив со стаканом йогурта.

—В раздумьях…

Ну давай, спроси меня, о чём я думала, и что меня беспокоит! Пожалуйста!

—Женщине думать нужно только над мыслью, полученной из приличного источника. Иначе она начинает думать глупости. Каков источник?

У меня очень красивый муж. У него очень интеллигентное породистое лицо, красивые зелёные глаза, умный пронзительный взгляд, прямой нос, идеально очерченные губы, белоснежные, отполированные у лучшего стоматолога зубы…

Но как же сложно его любить, ежедневно слушая, что выходит из этого рта. А когда‑то он казался мне самым умным из мужчин!

—Ты не спрашиваешь, как прошёл мой. Почему?

—Борь…— вздыхаю я уныло.

—Борис,— поправляет он с ноткой недовольства.

—Борис. Ты скучал по мне?

—Не понял вопрос. Ты же знаешь мой график и ритм.

«А я тоже не скучала»,— вдруг осознаю я. Его возвращения домой приносят всё больше нервотрёпки и напряжения, чем радости.

—Дорогой,— отставляю я в сторону йогурт.— Меня надо спасти от разочарования. Прямо сейчас. Поцелуй меня.

—Я ем. Поцелую тебя, когда ляжем в кровать. У всего, Тори, должна быть уместность.

—Чтобы лечь в кровать, должен же быть повод, Борис! Этого нужно захотеть!

—Ты опять настроена скандалить? В таком случае мне жаль, что ты не оценила времени, которое я выделил на разговор с тобой. Можешь пойти и подумать об этом. Вот тебе подходящая мысль!

—Ну что ж! Пойду подумаю,— швыряю опять с чувством полотенце.— Эту мудрую мысль.