Я это достаточно ясно сказала?

Если нет, то скажу сейчас: да бл…ь.

Обычно я не употребляю слово на букву «б», при родителях точно нет. Они наверняка даже не поверят, что я ругаюсь. У нас дома правило – нельзя ругаться, только маме можно, когда она в плохом настроении. Правило также гласит, что ей нельзя делать замечания по этому поводу. Это так же плохо, как ругаться самому.

День клонился к ночи. Во все места набивались люди и доносилась пьяная речь. Болтовня и громкий смех. Мужчины в шортах выше колен и женщины в изящных летних платьях и не очень подходящих вызывающих босоножках.

Жаркая ночь была полна влажных ртов, объятий, дымящихся сигарет и прилипших к коже рубашек.

Гитаристы и гармонисты с инструментами вылезли из своих укрытий на сцену. В стойлах террас их ждала публика, которая не сбежит.

На сцене, установленной на пешеходной улице, распиливали надвое женщину. Из публики вызывался доброволец, его клали на два стула, затем стулья раздвигали, а он не падал.

Фокусники показывали свои штуки, а светловолосая женщина читала мысли людей, ну или утверждала, что читала. Я бы ни за что не захотела узнать, что она найдет в моей голове.

Казалось, что я гуляю где-то заграницей. Люди были везде. Они не сидели дома, как мой папа, который был слишком умный, чтобы веселиться. Он все еще помнил (в качестве предостережения, разумеется), что был замешан в деле, когда его друг в феврале 1981 года украл и пронес между двух молодежных журналов календарь. С тех пор папа всю жизнь избегал опасных ситуаций. По его мнению, было сразу ясно, что он не встанет на скользкую дорожку. К его счастью, он избежал поимки.

Но это не мое дело, дорогие плюшики. Я просто продолжу свой рассказ.

На самом деле, я думаю, не стоит ли вам сейчас закрыть лапками ушки.

Вечер был темный, белые ночи уже прошли. Город экономил электричество и свет горел только в некоторых местах. Весь центр напоминал средневековую деревню, хотя я в такой, естественно, не бывала.

Идущие навстречу прохожие и велосипедисты выглядели как черные силуэты, которые замечаешь уже перед самым носом.

Я села в центральном парке на круглый камень и следила за происходящим вокруг. Мне еще не хотелось идти домой, потому что я сказала, что вернусь позже обычного.

«Значит, в десять домой», – предложил папа, когда мы обсуждали планы на вечер.

«Ты что, с дуба рухнул?» – ответила я на это.

«С дуба», – повторил папа и, возможно, подумал, не перешел ли разговор в область деревообрабатывающей промышленности, а он и не заметил.

Я сказала, что приду в двенадцать.

«Понятненько», – сказала мама и посмотрела в экран компьютера. Ну а как иначе. Обычно ее можно встретить за ноутом или планшетом.

Ну вот и поговорили.

Как я уже сказала, настроение было не очень. Я ощущала себя тупицей. С чего я взяла, что мы с Лилой проведем долгий и веселый вечер?

Я бы могла это предвидеть. Как только Лила находит более интересное общество, она забывает других. В обоих случаях она мастер. В нахождении общества и забывании других.

На соседней террасе кто-то ругался по телефону. На веревках, протянутых над столиками, висели гирлянды маленьких разноцветных лампочек, как на новогодней елке.

Так атмосферно.

А потом это случилось. Для справки – вам необязательно слушать.

Ну правда… это может быть слишком.

Но как пожелаете.

Один прохожий замедлил шаг и остановился возле меня. Песок под его ботинками заскрипел. Сначала я просто увидела, что передо мной стоит высокая фигура, а потом рассмотрела детали.

Мужчина был модно одет. Клетчатые шорты и футболка. Спортивные сандалии. Ну, похожи на спортивные.

Он посмотрел на меня и сделал руку козырьком.

«Кто это тут у нас?» – спросил он. Его голос был ровный и приятный.

Он хотел знать, как у меня дела.

Ответила, что вполне окей.

«То есть совсем окей?»

«Да».

Мужчина не пошел дальше. Мы поболтали о том о сем. В смысле, он поболтал. Затем он задал вопрос. Теперь он говорил тихо, тише, чем раньше. Он хотел знать, не хочу ли я заработать немного денег.

Я не смогла на это ничего ответить.

Мужчина предложил десятку.

Десятку? За что?

Я могла, конечно, просто удрать, но мне стало интересно, что у него на уме.

В нем не было ничего угрожающего. Не больше, чем в флагштоке, который он очень напоминал. Он был высокий и довольно худой, его слегка шатало. Может, он был пьяный, как и многие другие этим вечером.

Я спросила, что мне нужно делать, мужчина ответил, что в принципе ничего. Это звучало странно, потому что, как часто говорит мой папа, деньги не растут на деревьях и не бывает бесплатного сыра в мышеловке.

Мужчина сказал, что достаточно, если я просто буду смотреть на него. Он попросил, чтобы мы отошли в сторону, где потише.

Смотреть? Это типа как? Я не поняла, чего он от меня хотел и почему собирался заплатить за это, но мне было любопытно и немного волнительно. И я злилась на Лилу.

«Ну так как?»

Сказала, что возможно. И добавила: «А если за двадцать…»

Так я и сказала. Сама удивилась, зачем, но именно это я и предложила, хотя подумала, что он не согласится. Мужчина взвешивал мои слова.

Он положил руку на карман. Похлопал по тому месту, где был кошелек. Это была, наверное, такая манера думать, потому что вскоре он кивнул и шагнул с дорожки прямо ко мне, очень близко. Он пошел дальше за дерево и позвал меня.

Он протянул мне банкноту. Я ощутила ее в руке. Она была гладкая. Банкомат проглотил бы ее за секунду.

Меня слегка колбасило. Как будто я приступала к лекции или выходила из-за кулис на весеннем спектакле в школе.

Мужчина попросил меня оставаться на месте, но я и не смогла бы отойти дальше, потому что за спиной у меня были кусты. Он прислонился спиной к дереву и расстегнул молнию.

Рука его двигалась вверх и вниз. И снова вверх и вниз.

Я отвела взгляд.

Мы стояли в темноте, нас не могли увидеть, но темные фигуры скользили мимо нас относительно недалеко, я слышала обрывки разговоров. Они появлялись ниоткуда и потихоньку затихали в такт удаляющимся шагам.

Скоро все кончилось.

Мужчина быстро исчез и только дома я осмыслила, что на самом деле произошло.

Простите меня, если моя история