Шрифт:
Закладка:
Подвыпившие родители играли в дартс во дворе, а мне понадобилось вернуться в дом, где ждала кола (пить ее можно было только по праздникам). Но по пути на кухню до меня донеслись голоса: Энни и Эмили что-то обсуждали.
Они сидели перед компьютером, глядя в экран.
– Ну что, ты «ЭверКвест» включать собираешься? – спросила Энни.
– Я нашла кое-что поинтереснее, – ответила Эмили, открывая знакомый сайт. Они меня не замечали, но из-за дверей кухни мне открывался прекрасный вид на экран – и на юзнетовскую новостную группу.
Энни наклонилась поближе.
– А что такое «альт точка байнарис точка геймс»?
– Сообщество игроков, – ответила Эмили, с видом знатока стуча по клавишам.
– А что значит «байнарис»?
– Тише.
– У вас есть картинки с Зельдой?
– Нет.
– С танцующим младенцем?
– Просто смотри. – Эмили прикрыла рот сестры ладонью и нажала пробел.
На экране появилось видео – отрывок из документального фильма о диких животных. Диктор зачитывал текст: что-то об императорских дятлах.
– И что, мы будем слушать про тупых дятлов? Пойдем лучше на улицу. Люк Миллиган пришел, – сказала Энни, дергая сестру за рукав.
– Люк Миллиган – полный придурок. Пытался облапать Нину на химии.
– Серьезно? – Энни явно расстроилась.
– Да. И вообще, это не просто дятлы, – сказала Эмили.
– В смысле?
– Посмотри, сколько их. Штук пятьдесят, не меньше.
– Ага, и что? Они большие, в этом дело?
– Большие, да, но не суть. Фильм сняли в 1989 году, а императорских дятлов никто не видел с 1956-го.
– Ого. – Энни придвинулась поближе к экрану. – Но тогда почему…
– «Кролики», – сказала Эмили и выключила компьютер.
– Кролики? – Энни завороженно уставилась на нее.
И я тоже.
В том, как она произнесла это слово – «Кролики», – было что-то секретное, тайное; так взрослые говорят о том, что не способны понять дети.
Эмили огляделась, проверяя, не подслушивают ли их, но меня закрывала дверь кухни. Она перешла на шепот:
– Это такая игра.
Энни посмотрела на тень дятла, замершую на экране.
– Какая?
– В которую я буду играть, – спокойно ответила Энни.
– А как?
– Сложно объяснить.
– Почему?
– В ней постоянно нужно что-то искать.
– Что, например?
– Закономерности и противоречия. Все, что выходит за рамки логики.
– Закономерности? – переспросила Энни. Она явно пыталась понять, о чем говорит сестра, но получалось плохо.
Эмили, глубоко вздохнув, собралась с мыслями и продолжила:
– Так, смотри: эту документалку сняла студия, которой больше не существует, и не факт, что она вообще когда-то была…
И тогда она пустилась в безумные теории, а мне оставалось лишь стоять на кухне и завороженно слушать.
Суть сводилась к тому, что в титрах было указано имя без подписанной должности: никаких визажистов, операторов, бригадиров и прочих помощников.
Просто одно-единственное имя посреди черного экрана, ничего больше. «Висячее имя» – так, кажется, назвала его Эмили. Она сказала Энни, что случайно наткнулась на его обсуждение и рассказала об этом друзьям в сообществе. Они разобрали имя с помощью нумерологии и математических формул и в итоге узнали про существование некой «Ночной радиостанции».
– «Ночная радиостанция»? Что это? – спросила Энни.
– Это мы и хотим выяснить. Пойдем.
Мне удалось выбежать во двор до того, как они заметили меня в дверях кухни.
Эмили сказала родителям, что хочет свозить Энни в магазин, а потом неохотно спросила:
– Купить вам что-нибудь?
Ее забросали запросами: сигареты, имбирный эль, чипсы. Пока Энни записывала, Эмили взяла у матери ключи от пикапа.
– К с собой захватите, – послышался громкий голос миссис Коннорс.
– Мы все не поместимся, мам, – возразила Эмили.
– У нас большой пикап. Не вредничай, Эм.
Та выдохнула и прошла мимо меня, даже не повернув головы.
– Ну, пойдем.
– А если я не хочу?
Энни схватила меня за руку и потащила за собой.
На самом деле мне очень хотелось поехать с ними; отчасти потому, что Энни украла мой первый поцелуй, но больше из-за рассказа Эмили. Из-за загадочной игры – «Кроликов».
Она притягивала меня. Казалась такой таинственной, только для взрослых.
Энни настойчиво вела меня к старому бело-голубому пикапу с огромными узловатыми шинами, и в голове вдруг мелькнуло воспоминание: день, когда она поцеловала меня.
Энни Коннорс была красивой, но не по общепринятым меркам. У нее были широко расставленные глаза – чуть шире, чем нужно, – и густая копна диких, непослушных кудрей. Но она нравилась мне: резкая, уверенная в себе, она одновременно восхищала и безумно пугала.
Вскоре после моего тринадцатилетия наши родители совместно праздновали День благодарения. Нас с Энни отправили искать какую-то викторину. Мы спустились в полупустой подвал, к кладовке, где лежали старые игры, и она вдруг толкнула меня к газовой печи, рядом с которой стояла моя кровать, деловито прижалась ко мне, обхватила лицо ладонями и поцеловала.
На вкус ее губы были как виноградные мармеладные червячки. Такие же потрясающие.
– Ну как тебе? – спросила она после поцелуя.
В тот момент слов у меня не нашлось, но, думаю, ответ отчетливо читался в глазах: «Ну ничего себе, охренеть».
– Залезай. – Эмили уже сидела в машине и выбирала музыку.
Возразить было нечего, но и садиться рядом с ней не хотелось. Уж насколько красивой и загадочной была Энни Коннорс, Эмили превосходила ее во всем.
– Давайте быстрее, а то опоздаем. – Она тронулась с места, стоило нам только забраться, – Энни даже не успела захлопнуть дверь.
Меня никогда не интересовали машины, но даже неопытным глазом было заметно, что пикапу лет десять, не меньше. В пепельнице под радиоприемником теснились белые и оранжевые окурки. На полу рядом с пустой бутылкой «Спрайта» валялась старая пачка чипсов, от которых остались одни лишь зеленовато-белые крошки.
– Магазин круглосуточный. – Вместе с вырвавшимися словами пришло запоздалое осознание: Эмили и так знала, как работает магазин.
Все это знали.
Она не ответила. Просто вставила кассету в стереосистему, и та, механически щелкнув и зажужжав, осветила кабину сине-розовыми огоньками. А потом заиграла песня Тори Эймос, и Эмили по извилистой длинной дорожке выехала на главную улицу.
Магазин мы проехали – Эмили даже не сбросила скорость.
Все молчали. Мне было страшно открывать рот – страшно сказать что-то и все испортить. Ведь впереди явно ждало что-то интересное, и то самое шило в заднице приказывало молчать и не рисковать, чтобы меня не прогнали.
Достав из-под козырька сигареты, Эмили убрала руки с руля, чтобы прикурить.