Эсташ Дешан[5], – дело долгое и труднодостижимое; ибо надобны двенадцать строф, и каждая поделена надвое». Но в переводах двенадцатого и тринадцатого веков эту форму не сохраняли. Мария Французская и ее соперники воспроизводили лишь общую основу бретонских лэ, не приноравливаясь ни к особому ритму, ни к мелодии, им сопутствующей. Однако все были согласны, что эта мелодия придавала приятность изначальным лэ, и в конце лэ о Гижмаре Мария говорит:

De ce conte qu’oï avés

Fu li lais Gugemer troves,

Qu’on dit en harpe et en rote.

Bone en est à oïr la note.

[Из этой повести, вами слышанной,

Сложили лэ о Гижмаре,

Что сказывают под арфу и роту:

Приятны слуху его тона (ст. – фр.)].

А в начале лэ о Грэлене[6]:

L’aventure de Graelent

Vous dirai, si com je l’entent.

Bon en sont li ver à oïr,

Et les notes à retenir.

[Приключение Грэлена

Расскажу вам, как умею.

Стихи его хороши, чтобы внимать,

А ноты, чтобы запоминать (ст. – фр.)].

Музыкальная слагаемая лэ была столь же разнообразна, сколь и основа повествований; то мягкая и нежная, то оживленная и громкая. Французский автор аллегорической поэмы о Замке любви говорит нам, что балки в этом здании были сотворены из нежных бретонских лэ:

De rotruenges estoit tos fais li pons,

Toutes les planches de dis et de chansons;

De son de harpe les staches des fons,

Et les solijes de dous lais des Bretons.

[Из припевов был сложен весь мост,

Все доски из сказов и песен,

Из звуков арфы глубинные крепления,

А балки из нежных бретонских лэ (ст. – фр.)].

А с другой стороны, автор романа о Трое, современник Гальфрида Монмутского[7], желая изобразить, какой шум поднялся в кровавой битве от ударов копий и от криков раненых, говорит, что рядом с этими воплями бретонские лэ показались бы жалкими всхлипами:

Li bruis des lances I fu grans,

Et haus li cris, à l’ens venir;

Sous ciel ne fust rien à oïr,

Envers eus, li lais des Bretons.

Harpe, viele, et autres sons

N’ert se plors non, enviers lor cris…

[Великий шум там был от копий

И громкие крики звенели оттуда;

Против них бы не было слышно под небом

Никакого бретонского лэ.

Арфа, виола и прочие звуки —

Перед этими криками жалкие всхлипы (ст. – фр.)].

Конечно, не таким был лэ, который сочиняла и пела для развлечения белокурая Изольда:

En sa chamber se siet un jour

Et fait un lai piteus d’amour;

Coment dans Guirons fu surprise

Por s’amour et la dame ocis

Que il sor totes riens ama;

Et coment li cuens puis dona

Le cuer Guiron à sa mollier

Par engine, un jour, à mangier.

La reine chante doucement,

La vois acorde à l’instrument:

Les mains sont beles, li lais bons,

Douce la vois et bas li tons.

[В своем покое сидела однажды

И слагала жалостный лэ о любви;

Как Гирон был застигнут и убит

За свою любовь и за даму,

Которую любил превыше всех других;

И как потом однажды граф

Сердце Гирона своей супруге

Обманом подал на обед.

Нежно поет королева,

Голос вторит инструменту:

Руки ее красивы, лэ хорош,

Сладок голос и негромок звук (ст. – фр.)].

Заметим здесь, что эти лэ о Горионе, или Гороне, или Грэлене пели не только в Бретани, но во всех концах Франции. Свидетельство тому дает жеста[8] об Ансеисе Картахенском. В одной из рукописей, содержащих ее, читаем:

Rois Anséis dut maintenant souper:

Devant lui fst un Breton vieler

Le lai Goron, coment il dut fner.

[Теперь королю Ансеису за ужин пора:

Перед ним на виоле Бретонец играл

Лэ о Гороне, каков ему будет конец (ст. – фр.)].

В другой рукописи той же поэмы находим такой вариант:

Li rois sor un lit à argent,

Por oblier son desconfortement

Faisoit chanter le lai de Graelent.

[Король на серебряном ложе,

Чтобы забыть свои горести,

Велел запеть лэ о Грэлене (ст. – фр.)].

В жесте про Вильгельма Оранского, когда фея Моргана[9] увезла Ренуара на остров Авалон:

Sa masse fait muer en un faucon,

Et son vert elme muer en un Breton

Qui doucement harpe le lai Gorhon.

[Тело его обернулось соколом,

А его зеленый шлем обернулся Бретонцем,

На арфе нежно играющим лэ о Гороне (ст. – фр.)].

Наконец, сам Роланд числил среди лучших своих друзей юного Грэлена, которого автор жесты об Аспремоне изображает бретонским жонглером:

Rolans appellee ses quatre compaignons,

Estout de Lengres, Berengier et Hatton,

Et un damsel qui Graelent ot non,

Nés de Bretaigne, parens fu Salemon.

Rois Karlemaine l’avoit en sa maison

Nourri d’enfance, mout petit valeton.

Ne gisoit més se en sa chamber non.

Sous ciel n’a home mieux viellast un son,

Ne mieux deist les vers d’une leçon.

[Роланд зовет четырех своих друзей,

Эстольта из Лангра, Беранже и Отона

И юношу по имени Грэлен,

Что родом из Бретани, отец его Соломон[10].

Король Карл Великий у себя в дому

Воспитывал в детстве его, совсем юнцом.

Но он в покое своем не сидел,

Под небом, не дома любил на виоле играть

И любил говорить стихи из урока (ст. – фр.)].

Эти отрывки, безусловно, подтверждают высокую репутацию бретонских лэ. Наши французские поэты знали