Шрифт:
Закладка:
— Звучит подозрительно. Но не скрою, интересно.
— Короче, я тебе кое-что расскажу, но ты не перебивай и выслушай до конца. Хорошо?
— Договорились. Только вопрос, а проблем не будет, от того что ты мне расскажешь?
Тот неопределенно хмыкнул.
— Мой блокнот, с описанием всех произошедших аварий… Тот список, что ты видел, далеко не полный. Там обозначены только самые крупные инциденты, масштабы и последствия которых полностью скрыть не удалось. А ведь было еще и много мелких аварий, где последствия тщательно замяли. И знаешь что интересно, сведения лежат в специальных архивах… Я как-то встретил старого знакомого, с которым мы вместе учились, так он последние несколько месяцев работал с такими архивами. У них там подписка о неразглашении, все под завесой тайны. Ну, это неудивительно, ведь комитет везде свою руку приложил. В общем, мне удалось его немного разговорить за стаканом чая и… Он случайно проговорился, что те люди почему-то особенно не любят говорить об авариях на советских атомных электростанциях. Все остальное не сильно интересно.
— А почему так? Уж не в том ли причина, что это может пошатнуть миф о том, что наши атомные электростанции лучшие в мире и никаких аварий на них нет и быть не может? Это открыто демонстрируется всем и каждому, чтобы у советских граждан не было никаких сомнений. Профессии, хорошие зарплаты…
— Вот! В точку! — по торжествующему взгляду Григория я понял, что попал в «колею». — Атомная промышленность у нас развивается бешеными темпами. Это дешево и эффективно. А еще, эти реакторы можно в короткие сроки перенастроить на выработку оружейного плутония. Вот так вот! Только об этом никому, понял?! Да только сейчас во всем Союзе строится еще шестнадцать АЭС, многие уже на высокой стадии готовности. Я несколько месяцев назад, проводил подробный анализ, и выяснил, что чем быстрее их строят, тем больше возникает проблем с качеством. И знаешь, я не удивлюсь, если и на здешней станции может что-то произойти.
Я напрягся. Что он пытается мне сказать?
— В смысле, что-то произойти? — не понял я. — Авария, что ли?
— А хотя бы и так. Сам посуди, при строительстве отдельных узлов почти повсеместно отходили от «ГОСТов» и установленных норм. Не дай бог какая труба лопнет или произойдет утечка из самого реактора?
— Реактор течь дать не может! — уверенно заявил я. Наверное, прозвучало подозрительно. Я спохватился, что сболтнул лишнего — срочник такими сведениями обладать в принципе не может, поэтому поспешил исправиться. — У меня вообще-то отец на четвертом энергоблоке инженером работает. Много чего рассказывал, пока я в школе учился. Вот, что-то налипло.
— И что говорит? Все там у них нормально? — прищурился Григорий.
Оба вопроса прозвучали как-то нелепо. Гриша это и сам понял, но постарался не подавать виду. Он ждал от меня ответа, а я медлил, не зная, что ему ответить.
— А зачем вообще журналисту во все это лезть? — я решил не ходить вокруг да около, а бить наверняка. — Странно все это. Нет, я конечно, тоже не в восторге от того, как их строят, насмотрелся на объекте строительства… Но зачем это тебе?!
— Потому что я по-другому не могу! Я ведь журналист! — с сожалением вздохнул тот. — Сын тоже говорит мне, что я часто сую нос туда, куда не нужно. От этого у меня часто бывают проблемы, приходится переезжать. Но иначе никак. Я словно охотничья собака, которая почуяла закопанную кем-то кость. Не могу остановиться, пока не докопаюсь до истины. Знаю, что из-за этого могут быть проблемы, знаю, что могу перейти дорогу не тем людям. Все это забывается, когда я понимаю — вот она истина, осталось ее осветить в массы.
— И ты считаешь своим долгом пролить свет на истину? — едва заметно усмехнулся я.
— Точно! Хорошо сказал! — кивнул собеседник.
Ну, точно — настоящий журналист. И хватка есть. Такому впору на канале «НТВ» работать. Только такого канала еще нет — он появится только в 1993 году.
Любопытно, а чего это он передо мной так разоткровенничался?! Нашел уши, которые хотят его слушать? Или просто увлекся? Вроде он куда-то направлялся и не особенно рад был меня видеть, а сейчас увлекся, словно молодой студент.
Знал я как-то одного журналиста, тоже любопытный человек был. Когда он о чем-то рассказывал, становился похож на безумца. Несколько лет был одержим какими-то секретами прошлого, что-то там про советские паспорта и возврат долга.
Такие люди вообще чем-то похожи между собой, особенно те, что идейные. В общем, в конфликте с Грузией в две тысячи восьмом году полез этот герой туда, куда не следовало. Сначала ранили его, а потом в плен попал — вытащили его. Случившееся ничему его не научило, снова полез в пекло. В общем, так он и пропал без вести. Все гонялся за какими-то сенсациями о заговоре стран НАТО… Может, прав он был, а может и нет. В любом случае, про свою жизнь и безопасность своей семьи нужно думать в первую очередь. А сенсации эти… Одной больше, одной меньше.
Судя по всему, Григорий тоже был идейный, но с тормозами. Возможно, именно так можно описать его подозрительное поведение, неоднократно виденное мной ранее.
— Как бы все это тебе боком не обернулось, — предостерегающе пробормотал я. А сам думал о том, что пока ничего интересного он мне так и не рассказал. Тогда зачем интересовался, умею ли я хранить тайны?
— Алексей, тот список аварий, что ты видел… — осторожно, тщательно подбирая слова, произнес Гриша. Он смотрел на меня взглядом, который можно было расценивать как угодно. — У меня есть основания полагать, что эта АЭС, что за городом, может пополнить список. Но доказательств, у меня пока нет. По крайней мере, прямых.
Я присвистнул. Ничего себе откровение.
— Серьезно? — спросил я, пытаясь понять, шутка это или нет.
— Да. Что-то происходит.
— А поподробнее расскажешь?
Ответить он не успел, потому что сзади вдруг послышались шаги. Обернувшись, я увидел двух приближающихся к нам милиционеров. Оба были в типичной советской форме, оба в звании старших сержантов. У одного на поясе висела планшетка.
Поначалу я думал, что их заинтересовал Григорий — все-таки вид у моего собеседника был неопрятный. Сразу на это внимания не обратил, а уже позже присмотрелся — рубашка мятая, брюки потрепаны, старый кожаный ремень был вытерт до дыр. На лице трехдневная щетина. Из обуви
