— Сейчас ты отдашь мне то, что тебе не принадлежит, девочка, — взял её за горловину свитера и подтянул к себе. — После этого я подумаю, что делать с тобой дальше.

— Нет, — она впилась пальцами в мою руку. — Я ничего не отдам.

— Нет? — её дерзость граничила с сумасбродством. Из-за этой дряни я потерял целый день, и её выходки порядком начинали меня раздражать. Я подтянул её ближе и процедил: — Где бумажник, сука?

— Там, где ты его никогда не найдёшь.

От неё воняло бензином, но ещё сильнее — страхом. Мне был хорошо знаком этот запах: порой горький, порой отвратно кислый. Сейчас он был сладким, с ядовитыми нотками миндаля.

Рывок, и она впечаталась в меня. Ткань дешёвого свитера в пальцах напомнила мне о другой женщине. Ту тоже отличала дерзость и пылающий в карих глазах огонь. Когда-то он меня и привлёк. Чёрт! Мысли о прошлом резанули по старым шрамам.

— Мне терять нечего, Герман, — засипела она. Задрав голову, смотрела на меня снизу вверх, дыхание её касалось моего лица. — А вот тебе… — сделала многозначительную паузу.

Я стиснул зубы. Мне не послышалось: это ничтожество вздумало мне угрожать. И, что хуже всего, толика правды в её словах была.

— Где бумажник?

— Там, где ты его без меня никогда не найдёшь.

— Я тебя сейчас!.. — рванул её с такой силой, что девчонка впечаталась в меня.

Желание сломать её тощую шею было почти непреодолимым. Удерживало только то, что она всё ещё не вернула мне моё.

— Не трогай её! — мальчишка напомнил о себе громким выкриком.

По ноге мне что-то садануло. Проклятье! Этот щенок у меня из головы выскочил.

— Не трогай мою сестру! — он ударил меня ещё раз. Наотмашь. Уши плюшевой собаки подпрыгнули и опустились. — Я тебя…я…

От гнева у мелкого раздувались ноздри. Брови сошлись на переносице.

Защитник убогих и обездоленных, мать его. Пришлось немного усмирить ярость.

— Ты хоть понимаешь, что я могу с тобой сделать, дрянь? — очень тихо осведомился я, обращаясь к его сестре.

— Только приблизительно, — её пальцы так и лежали на моей сжатой в кулак руке. — Зато я знаю, что сделает мой брат, когда вернётся. Так что выбор у меня не большой, Герман.

Чёрт! Секунда, две, три…

Я толкнул её от себя. Над этим дерьмом нужно было хорошенько подумать. Достал пачку и прикурил вторую сигарету.

Вероника ждала. Прижимая к себе игрушку, брат стоял с ней рядом. На плечах обоих были рюкзаки. Зажав сигарету зубами, я сдёрнул лямку с плеча белобрысой. Она попыталась было запротестовать, но стоило ей наткнуться на мой предупреждающий взгляд, заткнулась. Поверить в то, что у неё хватило мозгов спрятать бумажник, было трудно. Больше это походило на блеф. Я перерыл всё, что было в её рюкзаке. Бабское тряпьё вперемешку с мелочовкой.

— Осторожнее! — она подняла с земли тряпку.

Не закрывая, я вернул ей рюкзак. Ничего из того, что мне было от неё нужно.

— Дай сюда, — заставил снять рюкзак её братца. Этот зафырчал мелким ёжиком, засопел. Девчонка наблюдала за мной.

Да чёрт возьми! В этом тоже один хлам.

— Я же сказала, — когда я закончил, она снова подала голос.

Лучше ей было молчать. Унявшийся дождь заморосил сильнее, ветер теребил её волосы, леденил пальцы. Единственное, что я мог сделать здесь и сейчас — прикончить её. И я был готов сделать это, если бы сперва получил то, что мне нужно.

— В машину, — приказал я. — Хочешь побывать у меня в гостях, так и быть. Только смотри, как бы пожалеть не пришлось.

— Пуганная уже, — дерзить она не перестала. Наоборот. — Не запугаешь.

Запугивать я её не собирался. Бороться с шавками вроде неё интересно мне не было никогда. Привык иметь дела с рыбами покрупнее. Но ей об этом знать было ненужно. Не для того я бросил всё и обустроил себе нору в этом городе, чтобы светить прошлым. Совсем наоборот. Я сделал это, чтобы стереть его.