Герти не стал останавливаться, но идти на всякий случай начал быстрее. Вне сомнения, некоторые элементы английской культуры проникают в глухие уголки Тихого океана быстрее, чем блага цивилизации и технического прогресса. Ругаться с портовыми грузчиками с тем же успехом можно где-нибудь в Портсмуте. Кроме того, Герти не без оснований опасался того, что у подобных людей грубость словесная редко расходится с делом. И, судя по жилистому и тяжелому, как старая коряга, телу матроса, дело могло принять дурной оборот.

Нет, прочь из порта! Прочь от моря, от его изъеденной тысячами перьев романтики, вездесущего запаха гниющих водорослей и дымящих котлов! Про море пусть пишут молодые недоумки с чахоточным румянцем, воспевающие сладкую, как розовое шампанское, юность рассветов над океанской гладью. Он, Гилберт Натаниэль Уинтерблоссом, порядком хлебнул этого моря за последние четыре недели и нашел его утомляющим.

Вперед, к каменным устоям цивилизации и ее порочным отпечаткам в виде мощеных улиц и уютных ресторанов, где можно съесть сочный бифштекс и выкурить трубку! Долой застоявшуюся рыбную вонь!

К рыбе за последние четыре недели у Герти накопился приличный счет. Дело в том, что на борту «Мемфиды» по какой-то так и не выясненной им причине рыбу подавали с удручающим постоянством. Герти всегда считал, что не имеет ничего против морской кухни, но путь из Лондона в Новый Бангор заставил его в этом усомниться самым серьезным образом. Прежде он был не прочь съесть ломтик хорошо прожаренной стерляди с лимоном или отведать свежей форели, особенно с подходящим гарниром. Однако же камбуз «Мемфиды» по какой-то причине из всех рыбных блюд мог предложить своим пассажирам только тушеную макрель, что и совершал – с обескураживающей настойчивостью.

Сначала это не казалось Герти очень уж досадным обстоятельством. Тушеная макрель не самая скверная штука, тем более если принимать ее после брошюры Спенсера о некоторых аспектах традиционной полинезийской кухни. Однако изо дня в день тушеная макрель настигала Герти с неумолимостью рока, постепенно сделавшись его злым ангелом. Тушеная макрель подавалась на завтрак, с тостами и фасолью. Или на ланч, с сырными крокетами и пудингом. Но если каким-то образом Герти удавалось разминуться с тушеной макрелью в первой половине дня, во время ужина она непременно настигала его и брала реванш, безжалостный, как атака кавалерии Сомерсета при Ватерлоо.

В течение первой недели Герти, маявшийся от морской болезни, еще не видел в диктатуре макрели серьезной угрозы, питаясь преимущественно чаем с галетами. Но уже под конец второй недели плаванья зловещий призрак макрели стал явственен и осязаем. Коротая третью, Герти почти уверился в том, что «Мемфида» от носа до кормы забита макрелью, которую во что бы то ни стало надо успеть скормить пассажирам, прежде чем корабль зайдет в Новый Бангор.

Тушеная макрель преследовала Герти подобно нелюбимой жене, от общества которой невозможно надолго отделаться и которая неизбежно встречает тебя всякий раз, когда переступаешь порог дома. Чем бы ни занимался Герти, рано или поздно навязчивый запах проклятой макрели безапелляционно вторгался в его мысли, безжалостно ломая их строй.

Когда до Нового Бангора оставалось всего три или четыре дня, Герти не выдержал. Он нашел стюарда и осторожно поинтересовался (Герти всегда отчего-то робел перед стюардами, официантами, швейцарами и лифтерами, быть может, из-за их грозной униформы, напоминающей уланские мундиры), отчего пассажирам каждый день дают макрель.

Стюард не удивился этому вопросу, лишь выкатил прозрачные невыразительные глаза.

– Это же рыба, сэр. Все едят рыбу.

Больше ничего добиться от него не удалось. К тому моменту, когда Герти ступил на трап, макрель вела счет с разгромным преимуществом. Герти поклялся, что отныне и в рот не возьмет рыбы, пусть даже придется умирать с голоду. С рыбой покончено. Отныне его верные спутники – ростбиф, эскалоп, гуляш, яичница с беконом и колбаса.

Покидая порт, Герти улыбался. Несмотря на саднящие с непривычки подошвы, на невыносимую жару, на тяжелый саквояж и душащий галстук, он ощущал себя в начале нового пути. Это неизведанное доселе чувство оказалось достаточно возбуждающим, чтобы тело перестало замечать мелкие неудобства, а сознание преисполнилось трепета.

«К дьяволу Лондон! – решительно подумал Герти, проталкиваясь к выходу из порта. – С его зловонным смогом, сыростью и ужасной стряпней. Здесь начнется моя новая жизнь, свежая и полная новых впечатлений. Впору выкинуть сомнения и нерешительность. В бой, Гилберт Уинтерблоссом, покори этот остров, как твои предки покоряли все прочие острова, встреченные на пути!»

* * *

В город Герти влился почти мгновенно, сам не заметив как. А может, это город всосал Герти, мигом превратив его из вольной морской пылинки в часть огромного воинства внутренних его организмов.

Привыкший к тесноте каюты Герти обнаружил себя посреди вымощенной улицы, промеж прохожих, локомобилей, гужевых повозок и витрин. Прежде чем он успел свыкнуться с этим, какой-то мальчишка плюнул ему под ноги, дама обругала чурбаном, а подвыпивший мастеровой попытался выклянчить пенни.

Офицер-хам с «Мемфиды» оказался прав, Новый Бангор отнюдь не походил на медвежий угол. В нем было что-то одновременно и безнадежно-провинциальное, с запахом затхлости, и свежее, ни на что не похожее.

Многоэтажные каменные и кирпичные дома сверкали тысячами стеклянных глаз, и все эти глаза с любопытством смотрели на Герти. Здесь было маловато свежей краски и деревьев, но в целом город производил благоприятное впечатление, ничем не уступая Хаммерсмиту или Стратфорду[9], разве что тут было поменьше полицейских и бродячих собак.

Народ здесь был преимущественно рабочий, что не удивило Герти, все-таки сказывалась близость порта. На фоне потертых пиджаков, латаных штанов и бесформенных кепок его собственный саржевый костюм-тройка выглядел, пожалуй, несколько броско, пусть даже обильно перепачканный в городской пыли.

– Скажите, – обратился Герти к случайному прохожему, не выпуская клади из рук, – простите… Не могли бы вы подсказать дорогу?

Тот остановился, оглаживая основательную полуседую бороду. Судя по застрявшей в бороде стружке, прохожий работал то ли плотником, то ли мебельщиком. В подобного рода вопросах Герти разбирался не лучше, чем в морских званиях.

– Да, дружище?

– Мне надо в канцелярию. Не могли бы вы…

Прохожий уставился на Герти с таким видом, будто тот предложил ему на паях съесть прямо здесь дохлую кошку из своего дорожного саквояжа.

– Что?

– Канцелярия. Не подскажете, как я могу побыстрее туда попасть?

Щеки прохожего порозовели, точно он опрокинул в себя рюмку доброго шотландского виски.

– По-твоему, это смешно?

– Простите, я…

– Думаешь, значит, это смешно – цепляться к людям и морочить им голову?

Прохожий сделал шаг к Герти, его борода задрожала от гнева так,