что Гитлер поддался давлению и одобрил предложения других. Между 14 и 19 сентября 1941 года Гитлер санкционировал план изгнания евреев из Германии под давлением своих гауляйтеров (глав округов), а в сентябре и октябре начались массовые убийства в Советском Союзе.[22]

По словам Мартина Брошата, никакого общего приказа об уничтожении никогда не отдавалось, а процесс постепенно развивался и набирал обороты сам по себе: Решения об изгнании евреев принимались «другими способами», в частности, когда летом 1941 года военная ситуация на Востоке осложнилась и планы изгнания были отложены. Этими другими способами были акты убийства.[23]

Себастьян Хаффнер считает, что пока Гитлер верил, что сможет договориться с Великобританией, он ограничивал планы геноцида Советским Союзом и Польшей, сосредоточившись на достижении принципа «Lebensraum» (жизненное пространство). Но в декабре 1941 года, после поражения под Москвой, его иллюзии и надежды на победу над Советским Союзом были разбиты, и он решил добиться расовой победы. Он переключился на достижение цели, которая была еще достижима: уничтожение всех евреев в Европе. Но для этого ему нужно было продолжать войну, чтобы выиграть время, необходимое для достижения этой цели.[24]

Эти различные версии не дают убедительного ответа на вопрос: Была ли связь между разочарованием и уязвимостью, которые испытывало немецкое руководство в связи с поражениями на поле боя, и усилением мотивации уничтожения евреев? Но они наталкивают на другой вопрос, касающийся развития событий в последний год войны, когда военное поражение Германии стало несомненным. Германия терпела тяжелые поражения и в тылу, и, тем не менее, истребление было ускорено. «В свете острой нехватки рабочей силы трудно понять причину ускорения процесса уничтожения летом и осенью 1944 года», — пишет Лени Яхиль, — «Это столкновение интересов… достигло в тот момент вершины абсурда».[25]

Действительно, деградация немецких вооруженных сил достигла новых пределов во время Сталинградской кампании. Во время этой кампании около 150 000 немцев были убиты, 600 000 ранены и 113 000 взяты в плен, из которых только около пяти тысяч вернулись домой спустя годы после окончания войны.[26] Полученные в Германии сообщения о боях под Сталинградом говорили о полном уничтожении армии, решительно сражавшейся до последнего человека. Удар, нанесенный Германии под Сталинградом, был ужасным низшим пунктом и представлял собой переломный момент в войне. Среди немецких граждан отмечались депрессия и уныние. 3 февраля 1943 года Министерство пропаганды заявило следующее:

Немецкая пресса стоит перед одной из своих самых трудных задач… Пресса должна осветить это захватывающее событие, которое затмевает любой другой известный в истории героический поступок, так, чтобы этот высший пример героизма, это предельное самопожертвование и преданность окончательной победе Германии горели как священный факел. Немецкая нация черпает вдохновение в вечном героизме людей под Сталинградом, демонстрируя как никогда благородные духовные и материальные качества, которые обеспечивают нации победу».[27]

После поражения под Сталинградом немецко-фашистские пропагандисты во главе с Геббельсом поняли, что болезненное поражение можно объяснить немецкому народу только путем переосмысления реальности с помощью мифов. Это было сделано в пропаганде Геббельса и усилилось к концу войны, когда приближающемуся поражению Германии был придан новый смысл окончательного самопожертвования.

Потери на западном фронте, потеря Франции и Бельгии, растущие трудности на восточном фронте, продвижение русских войск и польское восстание (в этот период польское движение сопротивления действовало в полную силу) стали тяжелыми ударами для Третьего рейха и ознаменовали начало его конца. Общая атмосфера была атмосферой бессилия, и вера в победу Германии была полностью подорвана. Тем не менее, армия и подразделения СС прилагали все усилия, чтобы продолжать выполнять боевые инструкции, данные им Берлином. На фронт отправляли мальчиков без опыта и военной подготовки, а немецкая оружейная промышленность даже увеличила производство в последние месяцы 1944 года.[28] В то же время имели место случаи потери контроля, неподчинения приказам и атмосфера беззакония. Например, в 1944 году эсэсовцы жестоко убивали французских граждан во французском городе Орадур-сюр-Глан и американских военнопленных в Мальмеди. 10 июня 1944 года немецкие солдаты вошли во французский город Орадур-сюр-Глан недалеко от Лиможа, собрали более 600 его жителей в сараи, сожгли их заживо, а затем сожгли город. Только одна женщина выжила в этом аду, и она рассказала историю горожан. А 17 декабря того же года немецкие солдаты расстреляли группу американских военнопленных в бельгийской деревне Мальмеди. Можно утверждать, что эти убийства были выражением не расовой политики, а стремления сбросить с себя все тяготы.[29]

Одновременно с военными поражениями немецкие тыловые линии также несли тяжелые удары и огромные потери в результате бомбардировок союзников. Состояние воздушной войны (Luftkrieg) на последнем этапе войны было ужасным, а бомбардировки даже приобрели «апокалиптический характер».[30] Настроение среди большинства населения Германии было настроено на отчаяние и фатализм. Аргументы против нацистской партии и ее политиков множились. Никто не верил, что состояние войны изменится к лучшему. Над теми, кто говорил о надеждах на новое оружие, смеялись, ходили даже слухи, что «фюрер применит газ против самой Германии, чтобы уничтожить ее». Гражданское население также страдало от нехватки припасов и продовольствия, вплоть до крайнего голода.[31]

После покушения на Гитлера в ходе операции «Валькирия» 20 июля 1944 года политика нацистского режима была изменена, и под влиянием Геббельса была осуществлена «Тотальная война» (Der Totale Krieg). Эта дата также является моментом, после которого изменилось лицо войны: «рационалисты» в нацистском режиме, включая Геббельса, поняли, что они не собираются выигрывать войну, и теперь, помимо внешнего «большевистского» фронта, они должны столкнуться с внутренним фронтом — немецкими офицерами, стремящимися устранить Гитлера. Теперь было правомерно использовать все средства для продолжения уже проигранной войны.

Можно видеть, как в то время, когда Германия деградировала, приближаясь к сокрушительному поражению, ее министр пропаганды Йозеф Геббельс переживал подъем и личный зенит, в котором он использовал все свои возможности и навыки. Узнав о неудавшемся покушении на Гитлера, он помог организовать жестокую расправу над заговорщиками. Более того, он снимал их казни на видео, чтобы Гитлер мог с удовольствием наблюдать за ними. Геббельс рассматривал свое участие в процессах, происходивших после покушения, как скачок вперед в своей карьере. Это укрепило его позиции, и он ожидал, что с этого момента Гитлер примет его предложение изменить проводимую в то время политику и пойти по более радикальному пути, который сам Геббельс безуспешно пытался реализовать сразу после поражения под Сталинградом, в начале 1943 года. Также важны критический и снисходительный характер Геббельса и его проблематичные и сложные отношения с другими членами ближайшего