Шрифт:
Закладка:
— Значит, ты врач?
— Угу. Сядь, пожалуйста.
Достаю спиртовые салфетки. Осторожно касаюсь раны. Ощупываю край. Проверяю целостность кости. Его дыхание учащается, пульс зашкаливает. От боли. Или совсем по другой причине, о которой мне совершенно не хочется думать. Но не думать почему-то не получается.
— Про меня мы все выяснили. А вот ты как здесь очутился? Турист? — интересуюсь я, выкладывая в лоток из нержавеющей стали пинцет и смоченные в спирте тампоны из ваты. Мои пальцы странным образом вибрируют. Пинцет звякает. И этот звук здорово проходится по нервам.
— Нет. Вообще-то я приехал, чтобы возглавить службу охраны здешнего заповедника.
Я замираю, так и не сделав первый стежок. Его дыхание щекочет мне шею. Я ежусь и, чтобы скрыть, как на меня это действует, откидываю голову и смеюсь.
— Я сказал что-то смешное?
— Да тебя же самого охранять надо! Ты хоть что-нибудь знаешь о жизни в здешних диких краях?
Он молчит. И смотрит на меня тем самым утаскивающим в свою глубину взглядом. Может быть, я его недооценила. Вдруг та ситуация с медведем была чем-то из ряда вон? Мой смех обрывается будто сам собой. И почему-то становится ужасно неловко. Я осторожно соединяю пальцами кожу вокруг расползающейся рваной раны и все же осторожно втыкаю иголку. Иса даже не вздрагивает.
Ладно… Может быть, он знает о жизни больше, чем я могла бы предположить.
— И что, все местные живут так? — Здоровой рукой он очерчивает широкий круг. Я на мгновение отвлекаюсь от того, что делаю. Окидываю взглядом комнату в попытке взглянуть на неё его глазами. Ну, да. Посмотреть есть на что. Дом у меня не слишком большой, но учитывая, каких усилий стоило возвести его здесь…
— Нет. Не все.
— Выходит, ты местная мажорка?
Я вздрагиваю. Размеренно дышу, чтобы успокоиться. Он — новый человек в этих краях. И только поэтому еще не знает, кто я. Делаю сразу несколько стежков, заканчивая работу. Ничего… Скоро его просветят. Зимы здесь темные долгие. За неимением лучшего развлечения, люди развлекаются сплетнями. Для многих здесь я — излюбленная тема. Мифов обо мне ходит столько, что можно запросто насобирать на приличного объема книгу.
— Все. Я закончила. Сейчас перевяжу, и будешь как огурчик. — Раскрываю аптечку, где когда-то хранились антибиотики. Аптеки здесь нет, а Исе уж точно следует пройти курс для перестраховки.
— Эй, я не хотел тебя обидеть.
Достаю коробочку с лекарством. Проверяю срок годности. Потому, что только один бог знает, сколько она тут лежит.
— Ты не обидел.
— Сана…
Он впервые зовет меня по имени.
— Ты уже устроился на постой?
— Нет. Вообще-то я приехал чуть раньше срока.
— Так ты даже не видел свой домик?
— Нет. И с руководством не встречался.
— Ну, и куда же ты прикажешь тебя везти? — быстро перевязываю ему плечо марлей.
— Я заночую в машине.
— Вот еще! Тебе следует отлежаться. Сейчас… Я попробую дозвониться Кутепову.
Нерешительно верчу в руках телефон. Кутепов — это тот самый начальник заповедника. Шестерка Акая. Которому тот наверняка доложит, что я звонила. Ну, и черт с ним. Хуже будет, если не позвоню. Акай все равно узнает, что у меня были гости. Нахожу в записной книжке нужный номер и жму на дозвон.
Гул вертолетных лопастей проникает даже через толстые стены дома и заглушает длинные гудки. Я сглатываю. Иса шагает к окну.
— Это что?
— Кто, — поправляю я. Старательно заталкивая панику поглубже, вновь обвожу взглядом комнату. Я не сделала ничего плохого. Салфетки в крови и разбросанный шовный, если что, это подтвердят. Так какого же черта у меня с такой силой колотится сердце?
Бегу к зеркалу. Поправляю волосы. Зачем-то разглаживаю складки на свитере.
— Сана, это кто?
Это — мой кошмар. Неотступный кошмар моей жизни.
Я просовываю ноги в тапки и, ничего не сказав, выхожу своему кошмару навстречу. Я давно уже поняла, что для психики безопасней встречаться с ним лицом к лицу. Спускаюсь с крыльца. Лопасти вздымают просто ураганный ветер. Прячу лицо на плече и упускаю тот момент, когда Акай спрыгивает на землю. В поле зрения появляются носки его ботинок, и сердце ухает куда-то в пятки. За столько лет я, наверное, должна привыкнуть к тому, как он выглядит. Но ни черта. Каждый раз — это шок. Настолько он огромный. И сильный. Как медведь. Я былинка по сравнению с ним.
— Привет.
— Привет.
— Надеюсь, я не помешал. У тебя гости…
Он кивает в сторону припаркованной машины и снова ловит мой взгляд.
— Да где там, — делаю вид, что я ужасно устала от чужого идиотизма. — Очередной любитель природы.
В черных монгольских глазах Акая мелькает смех. И я успеваю перевести дух, прежде чем он сминает меня своими огромными лапами.
— Потерялся? — рычит мне в ухо.
— Если бы. Его чуть медведь не задрал у Черной речки. Представляешь? Пришлось штопать. Ну, что мы тут стоим? Холодно… Пойдем в дом.
Иса
Когда? В какой, мать его момент все выходит из-под контроля? Как это вообще возможно? Куда девается моя хваленая, выпестованная годами каторжной работы над собой выдержка? Терпение и здравый смысл? Откуда взялась эта сумасшедшая тяга? Почему меня скручивает в бараний рог одна только мысль о…
В глубине дома хлопает дверь. Я весь подбираюсь. Готовый, кажется, к чему угодно. Но не к тому, что происходит на самом деле.
Первой в комнату входит Сана. Следом за ней… Ну, да. Я мог бы и догадаться. Наверное, в этих краях не так много людей, имеющих возможность передвигаться на вертолете.
Акай Темекай собственной персоной. Я узнаю его сразу. По немногочисленным фото в сети. И еще более редким видео. На которых, теперь я это понимаю, он мало похож на себя. Фото не передают ни его настоящих размеров, ни исходящей от него ауры власти, свойственной любому по-настоящему богатому человеку.
Темекай улыбается, на секунду оскалив хищные белые зубы с острыми, выступающими из общего ряда клыками. И касается поясницы Саны коротким, но таким, сука, говорящим жестом. Относительное спокойствие, которое мне с трудом удается вернуть, смывает к ебеням потоком раскаленной лавы. Кишки обжигает ревность. С губ срывается странный вибрирующий рык.
— Что такое? Больно? — она подходит ко мне. В огромных чуть вздернутых к вискам глазах — беспокойство. И что-то еще. Страх как будто. Сана касается пальцами моего взмокшего лба. В одну секунду успокаивая проснувшегося во мне зверя. А сделав это и тут же одернув руку, оборачивается к наблюдающему за происходящим Темекаю. — Боюсь, как бы воспаление не началось, — поясняет она… не мне. А ему зачем-то.