Один из разбойников хмыкнул, взял деньги, пересчитал их.

— Это все? — спросил он, взглянув на Аббаса.

— Все, — ответил Аббас.

— А если поискать? — нахмурился разбойник.

— Ищите, — равнодушно произнес Аббас. — Что найдете, то — ваше.

«Каракал» отсчитал несколько купюр и швырнул их на пол.

— Это вам на жизнь, — сказал он. — Мы честные люди, мы последнее не берем.

Остальные деньги разбойник сунул себе в карман. Аббас молча нагнулся и поднял брошенные на пол купюры. Тем временем другой разбойник, никому ничего не говоря, принялся за обыск. Вначале он порылся в подвесном шкафчике, ничего там не нашел, брезгливо морщась, переворошил постель, даже — для чего-то заглянул в посуду, частью развешенную на стене, а частью расставленную у очага.

— Что ж так бедно живешь? — спросил он, взглянув на хозяина дома.

Аббас на это ничего не ответил.

— А может, я не там искал? — прищурился разбойник. — Может, ты спрятал деньги в каком-то другом месте? Или, может, их спрятала твоя жена? Например, у себя под одеждой? А что, если я их там найду?

И «каракал» сделал несколько шагов к испуганной женщине, явно намереваясь ее обыскать. Это было неслыханным нарушением древних арабских традиций и обычаев. Никто из мужчин не смел прикасаться к замужней женщине, кроме ее мужа. Ни у кого испокон веков не было такого права. «Каракал» был сирийцем, и он, разумеется, знал обычаи. И тем не менее он намеревался грубо дотронуться до чужой женщины, больше того — залезть ей под одежду. Женщина испуганно вскрикнула и взглянула на мужа. Аббас сжал зубы и встал между женщиной и разбойником. Рядом с ним встала также и старуха-мать.

— Ни шагу больше! — грозно произнес Аббас, с ненавистью глядя на «каракала». — Иначе я вцеплюсь зубами в твое горло!

Разбойник что-то хотел сказать или, может, произвести какие-то действия, но второй «каракал» взял его за плечо.

— Оставь, — сказал он. — Иначе на нас поднимется весь поселок. Все поселения в округе! С кольями и камнями! И виноват в этом будешь ты. А ты знаешь, как наказывает виновных Эсвад Башир…

Первый «каракал» ничего на это не сказал, лишь отступил на три шага.

— Никто твою жену не тронет, — сказал Аббасу второй разбойник. — Показывай, где у тебя еда.

Аббас молча указал на боковую комнатушку. Там хранились небольшие запасы муки, зерна и вяленого мяса. Оба «каракала» взглянули на эти скромные запасы, и оба скептически хмыкнули.

— Это все? — спросил один из них. — Немного… Плохой ты хозяин, раз у тебя так мало еды.

— После вас ее будет еще меньше! — буркнул Аббас и отвернулся. — Может, совсем ничего не останется!

— Ты что же, нам угрожаешь? — нахмурился один из «каракалов».

— Я говорю правду! — ответил Аббас. Отчаяние добавило ему решимости.

— Все мы не заберем! — ухмыльнулся «каракал». — Половину оставим. Так что с голоду не помрешь. Ничего, добудешь еще, Аллах поможет! — Он помолчал и добавил: — Но все равно это несправедливо. Разве так нужно благодарить своих защитников?

— Могу еще снять с себя одежду! — резко ответил Аббас. — Хочешь?

— Не хочу, — миролюбиво ответил разбойник. — Сделаем по-другому — ты отработаешь долг перед нами. Так будет справедливо.

— И что же за работа? — нахмурился Аббас.

— Хорошая работа, — усмехнулся «каракал». — Не перетрудишься. Но вместе с тем принесешь нам пользу.

— Это как же? — не понял Аббас.

— Не здесь, — коротко ответил «каракал». — Узнаешь в другом месте. И не от меня, а от другого человека. Ну, пошли. А ты, женщина, не бойся! — «Каракал» взглянул на жену Аббаса. — Никуда твой муж от тебя не денется. Если, конечно, в голове у него есть мозги…

«Каракалы» заставили Аббаса погрузить половину муки, зерна и мяса в подъехавшую машину, туда же усадили и самого Аббаса.

Его привезли обратно на базарную площадь. Здесь уже почти никого не было, лишь с краю площади виднелись в темноте смутные силуэты нескольких автомобилей. К ним «каракалы» и привели Аббаса.

— Вот, — непонятно кому сказал один из разбойников. — У этого человека мало денег и еды, но он согласен честно отработать свой долг.

— Ступайте, — отозвался голос из темноты.

«Каракалы» тотчас же отступили в темноту, и Аббас остался один на один с невидимым ему человеком.

— Как твое имя? — спросил голос у Аббаса.

Аббас назвался.

— Жена, дети, старые родители у тебя есть? — спросил голос.

— Да, — ответил Аббас.

— Я — Эсвад Башир, — сказал голос из темноты. — Твой защитник от врагов и твой спаситель.

Аббас на это ничего не ответил, да и что он мог сказать? Он стоял и молча слушал.

— Мне нужны помощники, — сказал Эсвад Башир. — Умные, честные, добросовестные. Ты согласен быть таким помощником? Только, прежде чем отвечать, подумай. Потому что я не люблю тех, кто со мной не соглашается. Ну, так я жду, что ты мне скажешь.

— После таких твоих слов разве у меня есть выбор? — спросил Аббас.

— Ты прав — выбора у тебя нет. — Аббасу показалось, что его невидимый собеседник усмехнулся.

— Что я должен буду делать? — спросил Аббас.

— Быть моими глазами и ушами, — ответил Эсвад Башир. — Чуткими ушами и зоркими глазами. Такими, какие есть у настоящего каракала. Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?

— Да, понимаю. — Аббас переступил с ноги на ногу. — Я должен буду докладывать тебе о том, что творится в поселке. Кто что говорит и кто что делает…

— Именно так, — согласился голос из темноты. — Таким способом ты и отработаешь свой долг. И вдобавок принесешь пользу Сирии. Ты же хочешь быть полезным своей стране?

— Да. — Аббас опять переступил с ноги на ногу. — Конечно…

— Вот и договорились. — Аббасу вновь показалось, что его незримый собеседник усмехнулся. — Значит, сделаем так. Два раза в неделю — по понедельникам и пятницам — ты будешь выходить на край поселка. На северную его окраину, скажем так. Вечером, как стемнеет. И будешь ждать там моего человека. А когда он придет, ты расскажешь ему обо всем, что увидел и услышал. Этот человек может дать тебе какое-нибудь поручение. Считай, что это поручение от меня. Ты обязан его выполнить точно и в срок.

— Какое поручение? — испуганно спросил Аббас.

— Там будет видно, — ответил голос из темноты. — Ну что, договорились? Тебе все понятно?

— Да, — помедлив, ответил Аббас.

Ну, а что еще он мог сказать? Никакого другого ответа не предполагалось — это Аббасу было понятно. Любой другой ответ не устроил бы его невидимого собеседника. Скажи Аббас любое другое слово, кроме «да», и это слово могло бы стать для него последним в жизни. А у него