Шрифт:
Закладка:
Но Адам уже прощается. На заднем плане Саммер спрашивает о прививках Тарквина, но у Адама нет ответов на ее вопросы. Он всегда такой рассеянный, что я просто диву даюсь, как это он ухитряется рулить турфирмой. Роль администратора в этой семье целиком и полностью лежит на Саммер. Он передает ей телефон, и она просит меня отправить справки о прививках Тарквина по электронной почте. Потом вешает трубку.
Найти справки легко. Саммер держит их в папках в гардеробе. Меня поражает ее чрезвычайная организованность. Вся ее жизнь выложена здесь в письменном виде – есть даже папка с надписью «Любимые блюда Адама». Когда я вытаскиваю ее с полки, на пол падает руководство по сексу. «Тысячелетняя Камасутра». На вид довольно потрепанное.
Можно рыться здесь хоть целый день, но мне пора пошевеливаться. Надо одеться, что-нибудь съесть, рассказать Аннабет про план. Мать едва успела уложить в голове мое неожиданное появление, и вот я опять исчезаю. Насчет Тарквина она тоже распсихуется. Мама относится к этому поганцу как к своему родному внуку.
Но сперва я бросаюсь в ванную комнату, чтобы хотя бы одном глазком посмотреть, как Саммер выглядит в своих девчоночьих клетчатых трусишках. И вот тут-то я это и замечаю. Единственную вещь, которую Саммер изменила в доме.
Две здоровенные зеркальные панели стоили, должно быть, целое состояние, и наверняка пришлось изрядно повозиться, чтобы их сюда вкрячить. На вид они больше дверного проема. Установили их очень аккуратно. Строго под прямым углом, стык практически незаметен. Даже лучше, чем те на яхте.
Это меня ничуть не взволновало бы, не грызло бы изнутри, если б Саммер действительно мечтала иметь двойное зеркало. Мы же близняшки – нельзя винить ее за то, что ей захотелось того же, что и мне. Но Саммер всегда было совершенно плевать, кого она там видит в зеркале. Тема «зеркальных близнецов» ей всегда была глубоко по барабану. Насколько я понимаю, она установила эти зеркала просто потому, что они хорошо смотрятся. Прекрасно вписываются в интерьер, и при открытой двери спальни в них отражаются эркерное окно и океан за ним…
Блин, даже те вещи, до которых Саммер никогда не было никакого дела, она получает первой!
Напряженно всматриваюсь в стык поставленных углом зеркал. Девушка в зазеркалье напряженно смотрит на меня в ответ. На ней желтые трусики и лифчик Саммер, но это не Саммер. Левая щека у нее чуть полнее, левая скула чуть выше.
Девушка в зеркале – это я.
Завещание
Был момент, когда Саммер считалась единственным ребенком. У Аннабет есть эдакая богемная жилка, и она категорически отказывалась во время беременности делать УЗИ, пусть даже отцу отчаянно хотелось узнать пол младенца. И живот у нее был не слишком-то большой. Ничто не указывало на то, что там двое.
В итоге выяснилось, что там девочка. Моя мать подхватила розового белобрысого младенца на руки и нарекла его именем, которое лелеяла всю свою жизнь: Саммер Роуз.
И вот тут-то они и просекли, что на подходе еще и я. Отец явно почувствовал, что его рухнувшие было надежды возрождаются вновь – что все-таки есть шанс получить сына. Аннабет же просто надеялась, что мы не окажемся одинаковыми близнецами.
Оба были сильно разочарованы. Мой отец, со свойственной ему железной логикой, предложил назвать нас Саммер и Роуз, но Аннабет не стала делить на двоих имя, которым уже одарила мою сестру.
Позже в тот день кто-то принес моей матери охапку ирисов, и что-то в этих ершистых, ничем не пахнущих цветах, видать, ее зацепило, поскольку именно так меня родители и назвали. Аннабет всегда рассказывала эту историю, словно та была наполнена неким глубоким смыслом, но мне никак не избавиться от мысли, что она просто тупо оглядела больничную палату и назвала меня в честь первой же вещи, которая попалась ей на глаза, – просто потому, что всегда хотела, чтобы Саммер была Летней Розой[4].
С саквояжем в руке спешу из спальни Саммер и Адама вниз по ажурной просвечивающей лестнице, ступеньки которой словно висят прямо в воздухе. Я уже подрядила своего дядю Колтона подбросить меня в аэропорт, поскольку в последнее время у Аннабет совсем швах со зрением. Не разрешаю ей поехать со мной. После звонка Саммер я ухитрилась наскоро состряпать собственную полуправду, так что теперь мама в полной уверенности, что причина моего появления в Австралии – это необходимость срочно вылететь в Таиланд и помочь с «Вирсавией». Но она все равно буквально засыпала меня вопросами про Ноя.
В компании дяди Колтона проще, хотя с возрастом его схожесть с отцом буквально вызывает оторопь. Когда я спускаюсь вниз, Колтон уже стоит бок о бок с моей матерью в просторной белой гостиной, где все залито солнцем из световых окон в крыше – очередная затея Адама. Оба разглядывают огромное фото новорожденного Тарквина на стене, где он куда больше натуральной величины. Тарквин на снимке тщедушный и заморенный, с дыхательными трубками в носу, и держит его не умирающая мать, а юная акушерка.
Стоя рядом, мой дядя и моя мать оба выглядят одинаково блондинистыми и хорошо сохранившимися, и меня пронзает грязная мыслишка, что Аннабет вполне может привлечь такая поразительная реинкарнация ее супруга. Правда, зрение у нее такое, что вряд ли она способна в полной мере оценить сходство. У Аннабет макулярная дегенерация, так что все в ее мире отображается в низком разрешении.
– Так все это, естественно, вещички Хелен – мебель, рояль? – интересуется дядя Колтон. Хелен была профессиональной пианисткой, и ее концертный «Стейнвей» по-прежнему занимает в гостиной Адама и Саммер почетное место. Он совершенно не вписывается в окружающую обстановку – черный и тяжелый, где все остальное легкое и светлое.
– Насколько я понимаю, никто на нем не играет? – добавляет он.
– По-моему, Саммер с Адамом надеются, что Тарквин научится. – Аннабет испускает тяжелый вздох. – Забавно, что у Саммер такой чудесный рояль, а играет-то у нас Айрис…
«Забавно» – не совсем то слово, которое использовала бы лично я. Так и подмывает открыть крышку и пробежаться пальцами по этим девственным клавишам, позволить сладкой, теплой музыке наполнить пространство вокруг, но я уже опаздываю.
По пути в аэропорт дядя Колтон пребывает в своем обычном занудном амплуа. Все бубнит и бубнит про то, каких чудесных девочек воспитывает Франсина да как хорошо Вирджиния успевает в школе, но как минимум половину я пропускаю мимо ушей. Его послушать, так можно решить, что Франсина – это его собственная жена, а не вдова его брата. Не одна из трех жен, которых тот благополучно бросил.
В зале вылета, распрощавшись с дядей и оставшись наконец на собственном попечении, позволяю себе обычную развлекуху – выискиваю в толпе близнецов и действительно нахожу несколько пар. Большинство людей просто не замечают близнецов, даже одинаковых, как только те вырастают из той фазы, когда и одеваться принято одинаково. Некоторые близнецы так же похожи, как мы с Саммер, но им вполне хватило просто сделать разные прически и одеться по-разному, чтобы на них особо не пялились.
