заживо преступников и детей-ангелочков. Большинство до того хорошо сохранились, что до сих пор у них есть волосы, брови и ногти, и почти у всех рты растянуты в застывшем вопле: следствие посмертного отвердения языка и ослабления челюстей.

Документалка пользовалась большой популярностью, так что Пеппер предложил каналу запустить сериал под названием «Самые страшные места в Мексике». Идея приглянулась руководству, и Пеппер отправился снимать свой первый эпизод в Zona del Silencio, или «Мертвую зону», — клочок земли в Дуранго, названный так после того, как пробный запуск ракеты на военном полигоне в Юте завершился крушением в районе мексиканской пустыни Мапими. Ракета несла две капсулы с радиоактивным веществом. Операция по сбору обломков, которую развернули Военно-воздушные силы США, тянулась неделями — и сделала весь регион эрзацем «Зоны 51», со всей сопутствующей мифологией и городскими легендами о мутации животных и растений, о загадочных огнях в ночном небе, о пришельцах, о магнитных аномалиях, которые не дают нормально работать средствам связи… В общем, полный набор.

С той поры Пеппер отснял немало серий — как правило, повествующих о домах с привидениями, заброшенных клиниках для душевнобольных и всяком таком прочем, — но Остров Кукол по-прежнему оставался, так сказать, его несбыв-шейся мечтой. Этот островок был частным владением, и это все усложняло. Кроме того, владелец недавно умер, и теперь там распоряжался племянник, который, по слухам, наотрез отказал Пепперу и его съемочной группе в посещении острова. Телеканал, в свою очередь, выдал Пепперу неофициальный карт-бланш, заявив: если он добудет нужные кадры — отлично; если же будет арестован при попытке их заполучить — руководство не в курсе.

Тут-то в действие вступаем и мы с Питой: ясно, что Пепперу не хотелось лезть на остров в одиночку, а мы к тому же не имели никакого отношения к телевидению. Лично я ждал этой вылазки с нетерпением, пока несколькими днями раньше о наших планах не прознал Хесус, который со свойственным ему буйным задором настоял на участии его и Елизаветы.

Пита уже ополаскивала волосы, и по спине ее струилось молочно-белое мыло. Я спросил:

— Планы не менялись? Мы отправляемся в десять?

— Да, — ответила она, не глядя на меня.

— А сколько сейчас?

— У тебя есть полчаса на подготовку.

Я издал стон, гадая, смогу ли собраться с духом.

— Можешь остаться, если не хочешь ехать. Ты ведь не обязан, — сказала Пита, показывая мне боковинку левой груди.

— Я уже обещал Пепперу, что поеду.

— Не сомневаюсь, что он все поймет… Ну, твоя голова, и вообще.

— А ты сама? — осторожно поинтересовался я, подозревая, что чуть не забрел в очередную ловушку. Стоит согласиться с Питой, и она тут же примется меня пилить: обвинит в том, что мы никуда не выбираемся вместе, что я недолюбливаю ее братца, или еще в чем-нибудь. Ее хитроумные схемы выглядели бы забавными, не будь они вечно направлены против меня одного.

— Думаю, что тебе стоило бы отдохнуть, Зед, — сказала она. — Мне так кажется. Но решать тебе самому.

3

Остальные подкатили минут через сорок в новеньком «Ягуаре-Икстайп» Хесуса. Эта машина очень ему шла: сплошная показуха, а толку чуть. Потому что под фигуркой бегущего кота на капоте, под кожей и деревом внутреннего убранства она была, по сути, полноприводным «Фордом-Мондео». Скорее всего, Хесус об этом и не догадывался. Молодым, успешным типам вроде него просто необходимо водить подобные тачки, — только из этих соображений он ее и купил.

Пита — в полотняной рубахе и обрезанных джинсах, выставлявших напоказ контур зада, — выскочила со всеми поздороваться, а я направился в гараж и забросил наши рюкзачки в свой трехлетний «Порш-911». Он стоял рядышком с побитым «Шевроле Монте-Карло» 79-го. Дело в том, что еще подростком, в Вегасе, я владел точно таким же. Причем три года вкалывал подручным в автомастерской, чтобы скопить на него денег. Когда мне стукнуло восемнадцать, я получил гоночную лицензию и тогда по четыре вечера в неделю участвовал в местных заездах. Приходил к финишу далеко не первым, но все равно выбился в любимцы публики из-за одного только имени. Дикторы гоночной трассы считали, что Зед Ротт — просто уморительное имечко, и старались произносить его почаще, к вящей радости толпы. Уже очень скоро никто больше не звал меня Зедом: только имя-фамилия, только Зед Ротт. Дикторы, репортеры, фанаты — да все вообще. Магическая модуляция двух коротких слогов, не говоря уже о пикантном намеке, призывала произносить мое имя целиком.

Короче, я так и не выиграл на своем «Монте-Карло» ни единого заезда, но он все-таки был моей первой гоночной машиной, и о нем у меня сохранились самые нежные воспоминания. Потому-то я и купил эту рухлядь пару месяцев назад, надеясь когда-нибудь восстановить ее. Любимая игрушка и способ чем-то заполнить свои дни — теперь, когда я уже не участвую в гонках.

Я уселся за руль «порша» и покатил по подъездной дорожке, — пока не уперся в «ягуар» нос к носу. Елизавета, под здоровенной пляжной шляпой и в темных очках, сверкнула улыбкой и помахала мне рукою с переднего пассажирского сиденья. Я ответил тем же. Стекло со стороны Хесуса опущено, — повернувшись к своей спутнице, он выставил в окно локоть. Прическа по обыкновению безупречна: коротко на висках, челка влево и назад. На носу солнцезащитные очки-авиаторы, на щеках — дневная щетина, которую Хесус, надо полагать, мнил особым шиком. Солнечный отсвет на лобовом стекле не позволил мне рассмотреть Пеппера позади, и я уже колебался, не стоит ли выйти сказать «привет», когда Хесус с Питой закончили болтать.

Хесус снизошел до того, чтобы заметить мое присутствие, расплылся в ухмылке и посигналил. Я же покрепче вцепился в баранку, гадая, зачем мне вообще взбрело в голову куда-то ездить в этой компании. Выбирать, однако, было не из чего. Как я уже сообщил Пите, это было обещание помочь Пепперу. Я из тех, кто держит слово, и притом голова у меня не сильно-то и болела. Признаться, похмелье мучило меня сильнее, чем ссадина на лбу. Я чувствовал тяжесть, бессилие и хандру, — но вполне мог поучаствовать в вылазке. К тому же, в компании Хесуса или без него, я все еще хотел побывать на печально знаменитом Острове Кукол.

Врубив погромче какую-то мексиканскую песню с тяжелым ухающим басом, Хесус сдал назад, развернулся и покатил по улице. Пита запрыгнула в «порш» на свое законное место рядом со мной.

Ехали мы всего с пару минут, когда она принялась мычать какую-то мелодию. Потом подняла руки, чтобы стянуть волосы в хвост на затылке,