— Да у меня на карте всё, я тебе завтра отдам, — Андрюха кивнул на куртку в прихожей.

— Да не, ты не понял, — я бросил растаявший пакет на стол и зажмурился, — У меня всего две двести, больше нет. Из них полторы надо отдать твоему родственнику…

— Тогда я никуда не пойду, — упёрся Димарик, — Хотя нет, наоборот, пойду. К мужику вон пойду, всё ему расскажу. Я вам в подельники не нанимался!

— Ладно, отдай этому жмоту тыщу триста, пусть валит. Попросим брата, чтоб по пути с карточки снял. Надеюсь, карточку не отслеживают.

Я достал кошелёк:

— Либо тыща двести, либо две. Две я тебе не отдам, так что держи тыщу двести.

Димарик посомневался, но в итоге взял деньги и поковылял в прихожую.

Осталось семьсот рублей.

— Неправильно вы живёте, парни. Я вот честный человек и прятаться мне не от кого, — сказал он, натягивая на ноги ботинки.

— Ты поучи нас ещё, наркоман. Молчи лучше, вдруг услышат, — Андрюха подошёл к двери и посмотрел в глазок — Он там ещё?

Я отогнул краешек занавески и осмотрел двор. Мужик сидел на лавке, засунув руки в карманы.

— На месте, — я подкрался на цыпочках к двери.

Андрюха посмотрел на Димарика.

— Готов?

— Всегда готов! — громко выпалил Димарик.

Мы дружно зашикали на него.

— Ну, на раз-два-три. Раз… два… Пшёл!

Димарик нырнул в подъезд. Мы тут же захлопнули дверь и закрыли её на нижний замок.

— Так-с, полдела сделано. Надо бы кофе выпить, — Андрюха направился на кухню, — Я ж ночью не ложился, думал, днем высплюсь. Будешь?

Я угукнул. Андрюха включил чайник и сел за стол, покрытый ядовитой клеёнкой.

— Ну вот почему у нас всё так жестоко, а? Нет бы как в Европе — цивильно, с ордером. Я бы сиганул с балкона и ищи меня. Свищи…

— А как нас вывезет твой брат?

— Как? Ну… Можно сказать, что на скорой. Тебе понравится.

Андрюха поднялся с места, достал кружки и полез в холодильник. Его кухня выглядела старой, но уютной. Вспыхивая голубыми искрами, в углу шумела газовая колонка, кряхтел старый чайник, туповатый нож стучал о деревянную доску, отрезая неровные куски розовой колбасы. Сидеть бы так и сидеть: подливать в кружку кипяток, собирать из хлеба, колбасы и российского сыра непритязательные бутерброды, раз в полчаса открывать советскую фарфоровую сахарницу и кидать маленькой ложечкой в кружку песок, но размешивать другой — чтобы потом, после ухода, не оставить внутри сахарницы слипшихся комочков…

В дверь громко постучали.

— Бляха, просил же позвонить сначала, — Андрюха положил нож на стол и пошёл к двери.

Грязно-белый пластмассовый чайник взревел и вырубился.

— Ой. Ой-ё-ёй! Мамочки… — донеслось из коридора.

Я поднялся и вышел к Андрюхе. Друг побледнел, его руки немного дрожали.

— Ты чего?

— Т-там это. Димарик. С лысым в обнимку.

Я отодвинул Андрюху от глазка и прислонился щекой к холодному кожзаму. Рожу лысого наполовину перекрывал полуобморочный Димарик.

— Открывай, сука! — глухо прозвучал злобный голос из-за двери.

— Не-не-не, — еле слышно прошептал Андрюха, — Не открывай, ты чё…

Я кашлянул и как можно спокойнее спросил:

— Вам кого?

Лысый скорчил ещё более злобную гримасу.

— Открывай по-хорошему! Иначе я ему башку разнесу. Ну! — он пихнул чем-то Димарика в спину.

Димарик посмотрел в глазок:

— Откройте, пожалуйста. У него п… Пистолет…

Андрюха осел на пол. Я посмотрел на него сверху вниз и взялся за ручку. Андрюха подскочил обратно:

— Не открывай! Он меня убьёт! И тебя убьёт…

Я решил попытать счастья ещё раз:

— Вы кто? Из милиции?

— Ты ещё спрашиваешь, гнида! А когда дочь мою совращал, не задавался этим вопросом?!

Я онемел.

— Я боевой офицер, я не вызываю ментов! Я всё решаю сам, зуб за зуб! Считаю до трёх!

Андрей тихонько уполз из коридора.

Люди не меняются.

Я повернул ключ и приоткрыл дверь.

Лысый тут же ворвался в коридор и толкнул Димарика в мою сторону:

— В зал, оба!

Мы зашли в комнату и прижались к шкафу. В коридоре щёлкнул замок и звякнула цепь — лысый запер дверь и приблизился к нам. В руке он держал травмат Т12.

— Где он?!

— Где-то здесь… — я растерянно оглядел зал.

Лысый пострелял глазами из угла в угол, никого не увидел и подошёл к приоткрытой балконной двери.

— Только дёрнитесь, гниды. Поняли? Я за дочку всех троих положу!

Мы суетливо закивали. Лысый громыхнул дверью и ворвался на балкон. С улицы потянуло февральской свежестью.

— Сука! С окна ушёл! — Лысый вернулся в комнату, — Весь день его пас, ждал, когда выйдет, хотел колени ему прострелить. И хер оторвать, чтоб детей не трахал!

Лысый подошёл ко мне и приставил пистолет к горлу:

— Ты что тут забыл?! Ну?

— Да я… Да он… — у меня резко пересохло в горле, — Он друг юности. Позвонил, говорит, помоги… Я год его не видел. Слыш, мужик, не глупи. Какая дочь, не я ж её…

Лысый убрал пистолет от горла.

— Какая дочь, говоришь? А ты знаешь, что твой друг детства — педофил, детей совращает, а?! Ей восемнадцать исполнилось только в сентябре, она еще школьница!

Ооох ёпт… Меня трясло от накатившего адреналина. Димарик уже пару минут как сполз по шкафу и лежал без чувств. Лысый навернул два круга по комнате и кивнул в его сторону:

— Что это с ним?

— Плохо ему, болеет он… Ему бы скорую, — я не придумал ничего лучше.

— Покойников в стационар не кладут. Давай, поднимай его и пошли на улицу. Далеко без куртки ваш дружок не убежал. Клоуны, думали, я не пойму, что вы заодно тут трётесь? Я вас ещё у магазина заприметил…

Я одной рукой поднял костлявого Димарика, прижал плечом к шкафу и ударил по щеке. Димарик открыл мутные глаза, медленно моргнул и встал на ватные ноги.

— Живее! — рявкнул лысый.

Я спешно накинул на себя куртку, залез в кроссовки и помог Димарику одеться. Мы вышли на площадку и начали спускаться по лестнице. Лысый шёл последним.

— И не дурите. Я стреляю метко, убежать всё равно не успеете… Телефон обратно убрал, — приказал мне лысый. Я, успев было незаметно вытащить смартфон, сунул его обратно в карман джинс.

Димарик ткнул в кнопку домофона и всем телом налёг на дверь. Мы вышли в потемневший двор. Прямо перед подъездом стояла серая буханка, около которой крутились два мужика. Огромный бугай курил сигарету. Второй, седой и морщинистый, чертыхался и что есть мочи дёргал заднюю дверь. У двери, параллельно борту уазика, лежал грубо сколоченный деревянный гроб.

— Здорово, мужики! Давно стоите? — Лысый подошёл к гробовщикам.

— Да минут десять стоим, — ответил ему бугай и сплюнул в снег. Его лицо показалось мне отдалённо знакомым.

— А чего стоите?

— Дверь сломалась, — бугай кивнул на напарника, — погрузиться не можем никак.

Лысый покосился на гроб.

— Парнишку видели без куртки? С балкона прыгнул.

Бугай хмыкнул.

— А то! Только он не прыгнул, а по решёткам сполз. Туда убежал, — он повернулся и махнул в сторону магазина.

Я тихонько достал телефон, взглянул на экран и расхохотался. Не обращая больше внимания на Лысого, я уселся прямо на гроб и напоказ приложил трубку к уху:

— Хватит с меня, хер лысый! Хочешь — убивай при свидетелях, а я звоню ментам!

Лысый поджал губы:

— Ты дозвонись сначала… до ментов-то…

Он достал руки из карманов и разбежался. Передо мной разорвалась светошумовая граната, голова гулко ударилась о дверь машины. Тонкий комариный свист заполнил окружающее пространство. Сквозь навалившуюся вату пробился удаляющийся голос Лысого:

— Передавай дружку привет! Я его всё равно найду!

5

— Ещё тычь. Сильнее. Раствор старый, не так пробивает…

Я дёрнулся и разлепил глаза.

— Вставай давай, вставай, — Бугай схватил меня под мышки и помог подняться.

Я сплюнул в снег сгусток крови, утёр отёкшей рукой разбитые губы и заметил на запястье крестик, нарисованный чёрной гелевой ручкой. Эх ты, а сколько времени? В двадцать один ноль ноль нужно выйти в скайп, вроде как, предлагали работу… Я прищурился подбитым глазом и нажал на кнопку блокировки: